- Отвлекающий маневр, - прошептала, и стала выбивать пятками пыль из дороги, выплясывая канкан.
Я закончила задирать ноги и открыла рот сообщить друзьям, как мы безболезненно пройдем в город, и вдруг услышала:
- А если пересчитать на золото, сколько ты отдал?
- А сущие гроши, двадцать золотых, я даже скидку не просил, - видя, что буря миновала, отмахнулся Сивка.
- Двадцать золотых за этот чехол для обморочной глисты?! - подбитым мессером взвыл Сосискин и, подпрыгнув, вцепился зубами в задницу Сивки.
Тот взревел, как слон, и загарцевал на месте, пытаясь скинуть Сосискина. Попытки были безуспешные. Именно сейчас у моего пса проснулась генетическая память предков охотников, его челюсти сжались намертво, а задница Сивки прочувствовала на себе что такое мертвая хватка таксы. Я кинулась оттаскивать Сосискина от Сивки, но он так брыкался так, что я просто боялась подойти к нему. На мои крики пес не реагировал. Единорог визжал, как резаный, Сосикин болтался на нем, как флаг на ветру, ситуация была аховая. Поняв, что пес добровольно не отцепится, а Сивка сейчас лишится, как минимум, четверти своей филейной части, я заорала:
- Сосикин, колбасу будешь!?
В кои-то веки он не бросился ко мне за подачкой. Темп скачки Сивки нарастал, а колебания тела пса уже напоминали ковбоя на взбесившемся быке, и тогда я тихо сказала:
- Ну как хочешь, сама съем.
И о чудо, пес меня услышал и, наконец-то, отцепился от многострадального зада Сивки. Я опущу подробности как я дула на лошадиную задницу, когда мазала ее зеленкой, а она щипала, как уговаривала единорога потерпеть, и клялась при первой же возможности показать ему паспорт Сосискина, в котором стояла отметка о прививки от бешенства, как я практически валялась у Сосискина в ногах, умоляя меня простить за то, что его жестоко обманула и, подлизываясь, скормила все, что оставалось от батона колбасы... Одним словом, я провела не самое лучшее время в моей жизни.
Наконец, они помирились, и я поделилась моими планами по проникновению в Аккон.
Чоповцы-таможенники на воротах на всю жизнь запомнят мое триумфальное появление под стенами этого славного города. Впереди шел, стыдливо прикрывая хвостом место укуса, художественно залитый зеленкой Сивка. Рядом шагала, дергаясь во все стороны, девица, от вида которой местное солнышко спряталось за тучку. Ее неземную красоту подчеркивала трупная бледность (светлая пудра, подаренная мне "заклятой подруженцией", которая использовалась мной только чтоб зеркало с собой не таскать), под глазами сияли синяки, свидетельствующие об общем недомогании организма (спасибо серым теням), огромный красный нос повествовал окружающим о хроническом алкоголизме (ватные тампоны и чуть-чуть румян). На голову была намотана синяя пыльная тряпка, завязанная на затылке хитроумным узлом, а на лоб, как сопли, свисали сальные пакли (папины штаны и гель для волос могут сотворить и не такие чудеса). На ее щеке игриво подпрыгивала огромная волосатая бородавка (комок жвачки, покрашенный тушью, плюс шерстинки Сосискина). Вышитые булочки на груди распирали огромные буфера, причем, правый был значительно больше левого (носки и две упаковки прокладок, засунутые в лифчик от купальника). На фоне груди тростиночкой казалась талия, но ее утяжелял виляющий во все стороны зад (чудом державшаяся в стрингах тельняшка, для надежности засунутая в пакет). А когда она улыбнулась стражникам железными зубами (фольга от конфеты), особо нервные сползи по стеночке, остальные же забыли спросить не только откуда идет эта юная прелестница, но и про плату за вход. Для усиления эффекта краса, застенчиво ковыряясь в коровьей лепешке носком своей туфли, спросила басом: