— Повторите, что вы сказали! — Кьяра схватила женщину за руку.
Та в испуге выдернула руку и произнесла заикаясь:
— Что? Я… я ничего не говорила.
Дзанетта хихикнула, и уже старуха повернулась, чтобы отчитать ее, но тут из двери, ведущей в соседнюю комнату, появился Лука.
Все разом ахнули и присели в поклоне. Все, кроме Кьяры.
— Что здесь происходит? — грозно спросил Лука, но его глаза светились улыбкой. Кьяра стояла перед ним с гордо поднятой головой, ее фантастического цвета глаза смотрели на него с презрением, почти с ненавистью — совсем как вчера. И если вчера он просто горел от желания обладать ею, сейчас это чувство граничило с нестерпимой болью.
Он устыдился ее взгляда и обратил свой взор на служанок.
— Что вы стоите? — набросился он на них. — Дайте синьорине чем-нибудь прикрыться!
Одна из девушек схватила с кровати шелковое покрывало и набросила его на плечи Кьяры.
Кьяра была немного обескуражена его заботой, но ее неприятно поразил его враждебный тон.
— По всему видно, что вы давно не принимали в своем доме гостей, синьор, — сказала Кьяра с такой явно наигранной вежливостью, что от Луки не могло ускользнуть ее желание его оскорбить. — Иначе вы наверняка припомнили бы, что, прежде чем войти в спальню дамы, следует постучаться.
Уже вчера Лука отметил в речи Кьяры едва уловимый выговор, характерный для венецианцев. Поэтому у него не было причины не верить, что отец Кьяры действительно был родом из Венеции, хотя то, что он дворянин, вызывало сомнение. Но этот тон, это еле ощутимое сочетание вежливости и высокомерия навели его на мысль, что, возможно, Кьяра говорила правду.
— Примите мои извинения, синьорина. — Лука еле заметно поклонился. — Но что ожидать от человека, который три четверти своей жизни провел в море? Мы всего лишь неотесанные моряки, мало чем отличающиеся от пиратов, с которыми воюем.
Он моряк? — недоуменно нахмурилась Кьяра. Если это так, то что он делал год назад в горах Тосканы? И если он действительно сражался с пиратами, то почему вскрикнул и не защитился от ее кинжала, а, как трус, закрыл свое красивое лицо руками?
Сомнения снова закрались в душу Кьяры, но она их отмела. Это он, она не может ошибаться. Во всем христианском мире не может быть другого такого лица.
Лука следил за тем, как меняется выражение ее глаз. Оно то было холодным, как вчера, а то вдруг во взгляде мелькала нерешительность, которая, впрочем, очень скоро снова сменялась ненавистью.
— Тебя что-то беспокоит?
— Я не стану носить такие платья, — вызывающе бросила Кьяра.
— Какие именно? — вежливо осведомился он, но, судя по тому, как напряглись уголки его губ, это стоило ему больших усилий.