— Ох и холодно же на улице! Так и метет, так и метет.
Между тем на улице давно уже не мело. Установилась тихая пахучая весна. На душе у Тани сладостно ныло в ожидании воскресного вечера…
Но сначала появился не Андрей, а шеф.
Николай Михайлович сразу попытался обрадовать: в конце лета намечается переселение из бараков в первые каменные дома.
— В первую очередь беременных и замужних, — добавил он.
— Ну-у, — разочарованно протянула Таня, — это нам еще не грозит.
— Как сказать? — произнесла Лидия одновременно со стуком в дверь. — Вот и наш жених.
Андрей держал в руках шестилитровый металлический чайник, начищенный до полировочного шика. Выражение его лица как будто говорило: «Прошу прощения, если что не так». Шумное чаепитие сопровождалось незлобными шутками над «нашими мужчинами». Андрей привычно помалкивал. Зато Николай Михайлович парировал реплики бойко и политически грамотно, заканчивая свои туманные рассуждения о жизни и любви логически неопровержимыми фразами типа: «Вот в чем дело-то!». Или: «Вот такие дела!».
В паузах между женскими наскоками Кузнецов постукивал толстыми пальцами по столу с философским спокойствием человека, готового к отражению с партийных позиций любого вопроса.
— А вы стихи любите, Николай Михайлович? — неожиданно поинтересовалась Таня.
Это была область знания, мало привлекательная для Кузнецова по причине своей мелочной неактуальности.
— Стихи? — переспросил он. — Не очень как-то. Я больше частушки уважаю.
Все дружно заулыбались его непосредственности.
— Замечательно! — зааплодировала Таня. — Сейчас будем петь частушки. Кто первый: Андрей или Николай Михайлович? Запевайте. Только громко, с выражением и азартом. А мы все подпоем.
— Сейчас? — смутился Кузнецов. — Как-то неловко. Может, в следующий раз?
Все шумно поддержали Татьяну.
— А чего неловко? Здесь все свои.
— Зачем же откладывать?
— Слушаем, с глубоким вниманием.
— Ну… начинайте.
— Я лучше вслух прочту, без музыки, — решился наконец Кузнецов, — для песни я сегодня не готов.
— Ну, хорошо, прочитайте, — смилостивилась Татьяна, — только с выражением.
Кузнецов собрался с духом, напрягся и выдавил:
Аэроплан летит — крыло зеленое… Простите, девушки, ведь я влюбленная.
И замолк, поперхнувшись.
— Браво, браво! — захлопали девушки своего домашнего шефа.
— Николай Михайлович, — игриво спросила Таня, — а почему крыло покрасили зеленой краской?
— Какая ты непонятливая, Танька, — вступилась за него Варя, — это же поэтическое видение мира и окружающих предметов. Правда, Николай Михайлович?
— Вот именно, — согласился Кузнецов.