Ричард хотел, было перебить ее, но Энн догадалась, о чем он собирается сказать, и потому решительно продолжала:
— Я понимаю, каково тебе сейчас: ты предпочел бы погибнуть, спасая двух последних принцев из рода Йорков. Но чего бы ты этим добился? Королева смело смотрит в будущее и думает только о благополучии страны. Ей известно, что такой ее хотели видеть ее отец и дядя. Теперь твой долг — помочь сэру Адаму доставить Филиппу к ее отцу, выполнить поручение королевы. Я слышала этот разговор и видела, как мучается королева — ведь обреченные приходятся ей родственниками, они дороги ей. Филиппа должна вернуться в Бургундию, чтобы не стать заложницей короля Генриха. Останься она при дворе, руки лорда Роксетера были бы связаны. И не забывай, что у графа Уорвика есть сестра. В жилах ее детей течет кровь Йорков. Род Йорков не угас. — Она пожала плечами. — Кто знает, что готовит нам будущее?
Ричард напрягся, тяжело дыша, и Энн умолкла в мучительном ожидании ответа. Какие слова найти, чтобы утешить его? Чутье подсказало ей, что одних слов недостаточно, и она подалась к нему, притянула к себе. Поначалу он противился, а потом прерывисто вздохнул и приник к ней, касаясь густых золотых волос, выбившихся из-под чепца.
Энн сидела неподвижно, пока он осторожно водил пальцами по ее лбу и носу, очерчивал их контуры, словно впервые видел ее. Ее губы вздрагивали от наслаждения, которое доставляли ей прикосновения к чувствительной коже мочек ушей и шеи. Руки Ричарда спустились ниже, задели глубокую ложбинку в низком вырезе платья.
Незаметно для самих себя они поднялись на ноги, Ричард рывком притянул Энн к себе и жадно впился в ее полуоткрытые губы, а потом начал покрывать поцелуями ее шею и грудь. Энн не сопротивлялась, и он нетерпеливо повлек ее к кровати.
Энн не могла бы сказать в свое оправдание, что не понимала смысла происходящего. Она осознанно позволила Ричарду расстегнуть ее платье, и оно с шорохом упало на пол возле кровати. Ей не терпелось коснуться его обнаженного тела, она просто дала себе волю, подчинилась его желанию.
На ощупь она нашла пуговицы его рубашки и услышала, как Ричард постанывает, словно от боли, но тут же поняла, что это стоны блаженства. Наконец оба оказались обнаженными, и она всецело отдалась власти его прикосновений.
Если она и беспокоилась, что в порыве страсти он станет грубым и причинит ей боль, то напрасно. Несмотря на безудержное желание, любовь помогала ему сдерживаться, сделала нежным и терпеливым, пока, наконец, не переросла в вихрь страсти, которая, как казалось Энн, не угаснет никогда.