– Молчи, бедняжка, молчи! Сейчас я отвезу тебя домой!
И тут Грета увидела, что это ее сосед-возчик, рядом стоит его подвода, и он пытается подсадить ее туда… Дома отец сразу побежал к сельскому фельдшеру, а через три часа, когда стало светать, послал одного из сыновей-подростков в город, в полицейское управление.
Сообщение парнишки принял как раз вице-вахмистр Хофбауер. Когда он узнал, что напали на работницу из пансионата «Целебные воды», тотчас же послал доложить комиссару Эккелю. А комиссар сразу отправился в деревню, в дом крестьянина Пфайера. Грета чувствовала себя очень плохо, но все-таки рассказала ему, что узнала своего истязателя. Это был русский жилец пансионата, тот, которого называли господином Лапидаровым. Девушка уверяла комиссара, что не могла ошибиться. Он сказал ей по-русски:
– Ты мой лакомый кусочек!
Она не знала, что это означает, но саму фразу запомнила – Лапидаров не раз повторял ей именно эти слова. Потом он еще что-то добавил и захихикал ужасно противно. Нет, этот голос ни с чьим не перепутаешь!
Что произошло с ней потом, Грета, конечно, не знала. А возчик, подобравший ее, рассказал странную историю. Он возвращался поздно из города, спустился по склону и ехал уже долиной. Там, где начинается кустарник, дорога делает небольшой поворот. Только он повернул, как сразу увидел два темных силуэта, как будто бы присевшие на корточки. Но вот одна фигура выпрямилась, посмотрела на приближающуюся повозку, несколько мгновений помедлила, склонилась над лежащей фигурой и вдруг резко отпрыгнула к кустам, скрылась. Он же натянул вожжи, подбежал к лежащей девушке и даже в темноте, при свете луны узнал Грету, дочку соседа Пфайера…
Все это комиссар Эккель рассказал Викентию Павловичу очень подробно. Сам он был в недоумении и этого не скрывал.
– Что же получается? – разводил он руками. – Если этот Лапидаров убил второго русского, по фамилии Замятин, и скрылся, то зачем же он рисковал, вернувшись и напав на девушку? Это нонсенс! Неужели у него к ней была такая страсть?
– Страсть не страсть, но к Грете он приставал. Причем говорил именно ту самую фразу – я лично слышал однажды.
– Вот эту самую? – Эккель показал листик бумаги. – Что это означает?
Викентий Павлович прочитал написанное немецкими буквами: «Ти моу лакамоу кусочи», улыбнулся и перевел лапидаровский комплимент. Эккель хмыкнул, а потом пожал плечами:
– И все же не понимаю – зачем он так рисковал?
Петрусенко мог бы, конечно, сказать, что далеко не все поддается логическим объяснениям, что эмоции, чувства в душе русского человека часто превалируют над разумом… Мог бы, но не стал. Потому что подобное не имело никакого отношения к Лапидарову – не такой это был человек, который мог махнуть рукой на все ради понравившейся ему девушки. Да и потом – он ведь сразу стал ее душить! И это – первая странность. А что, если…