– Сволочь! – заорал Арас, выскакивая из полыньи и намереваясь бежать следом за «Газелью».
Медведь повернулся к Арасу, и тот моментально ретировался в полынью.
Ночь была не крещенская, а всего лишь новогодняя, так что, купаясь в проруби, легко можно было превратиться в ледышку со всеми сопутствующими заболеваниями. Друзья по несчастью попеременно выпрыгивали туда и обратно, пробегаясь по льду водоема для согрева, до тех пор пока одному из них не пришла в уже трезвую голову удивительная мысль.
– Други! – воскликнул он. – С нами нет Борьки!
– Наши ряды редеют, – пробормотал Арас и склонил буйную голову. – Спи спокойно, дорогой утопший товарищ. Завтра опохмелимся и тебя достанем.
– Он спит! Он спит! – закричал его приятель. – Только в бане! Он-то с нами к пруду не пошел.
И деревенскую новогоднюю глушь огласили громкие вопли:
– Борька, сволочь, проснись! Мы погибаем!
Но Борис в это время не спал. Новогодняя атмосфера окунула его в далекое наивное детство, затем вспомнилась бурная молодость, следом за ней перед красными глазами затуманился образ коварной Тамарки, державшей за руку дочку Олесю. Борис пьяно смахивал слезу, когда доставал отключенный мобильный телефон, намереваясь поздравить дочку и стерву Тамарку с Новым годом. Но там его ждал сюрприз!
«Ты бесчувственная скотина, Кузнецов! – говорил автоответчик голосом Тамары. – До сих пор не замечаешь, что я к тебе чувствую на самом деле. Ты стоеросовый чурбан, Борис, если думаешь, что я навсегда выкинула тебя из своего сердца. Ты негодяй потому, что до сих пор не сказал, что любишь меня. Ты балда, Борька, потому что уехал от нас с дочкой. Ты будешь полным дурнем, если к нам не вернешься…»
– Ругается дура, – блаженно улыбался Борис, прослушивая запись по третьему разу. – Ругается, значит, любит!
Возле его джипа в темноте маячил огромный силуэт, разглядывать который Борису было не досуг.
– Уйди, Аляпыч, – отмахнулся от медведя Борис и открыл дверцу машины. – Не обижайся, друг, что бросаю в такой момент. Понимаешь, мне к ней надо! – Он похлопал себя по груди. – Она меня зовет! А я не могу не поехать, там же дочка. Да и Томку я люблю. Люблю ведь!
– Ры-ы-ы-го! – прорычал медведь, хлопнув мохнатой лапой по капоту.
– У, нажрался как скотина, – поморщился Борис, – ладно, ты там давай без сантиментов. И не провожай! Не провожай! Прощай, дружище!
– Борька, гад! Проснись! – донеслось до него с пруда.
– Весело отметить праздничек, ребята! – крикнул он, нажал на газ и рванул вперед.
Дрессированный медведь вразвалочку направился в оставленную открытой дверь аляпкинской бани и довольно заревел, увидев там еду.