Правда, в какой-то момент, когда на обоих уже не осталось ни клочка одежды — Габриель даже не заметила, как это вышло, — она предприняла последнюю жалкую попытку.
— Натан, нет… так нельзя… — Однако она сама слышала, что голосу ее недостает искренности и убедительности.
— Хочешь, чтобы я перестал? — поинтересовался Натан, ни на секунду не прекращая описывать большим пальцем круги вокруг напрягшегося розового соска на одной из ее грудей.
— Нет! — простонала Габриель. Ей казалось, она умрет, если он перестанет ласкать ее.
Натан припал губами ко второму соску, и тело молодой женщины выгнулось навстречу ему. А он уже снова приподнял голову.
— Ты просто хочешь сказать мне, что не привыкла заниматься любовью на первом же свидании, верно?
Щеки ее заполыхали огнем.
— Ну, я действительно не…
— И я тоже, — бархатисто прошептал Натан, снова наклоняясь к ее груди. Вторая рука его пустилась в неспешное странствие вниз, по животу молодой женщины, и еще ниже, ниже: — А значит, можно продолжать.
Собственно, эти слова достаточно ясно показывали отношение Натана ко всему происходящему: приятное занятие, не более того. Обговорили все условия — и вперед. Тогда как для Габриель подобный подход был просто немыслим. Но она уже не могла остановиться.
Обнаженный Натана оказался именно таким, каким она и представляла его себе, — ожившая древнегреческая статуя. Под гладкой смуглой кожей переливались упругие мускулы. Тонкая полоска кудрявых волос сбегала по животу вниз… И, проследив ее взглядом, Габриель тихонько ахнула. Да, он был очень, очень возбужден, должно быть не меньше ее самой.
Но на все размышления ей было дано лишь несколько мгновений. Потому что в следующую секунду Натан перешел к более решительным действиям, и Габриель стало уже не до размышлений.
Никогда прежде — правда, она вряд ли могла похвастаться очень уж обширным любовным опытом, — Габриель не испытывала такого потрясающего единения, такой незамутненной общности. Они словно были созданы друг для друга, подходили друг к другу, как ключ к замку, знали самые сокровенные желания, самые чувствительные точки друг друга.
Но когда в кульминационный миг с губ Габриель сорвался торжествующий крик, Натан молчал. Ни разу не назвал ее по имени, не сказал ни единого ласкового слова…
Когда все закончилось, они лежали обнявшись все на том же диване.
— О, Натан, — тихо вздохнула Габриель, на глазах которой стояли слезы. Никогда ей еще не было так хорошо.
Приподняв голову, она поцеловала его в плечо. Но Натан не ответил, даже не шевельнулся, просто лежал, неподвижный и какой-то мгновенно отстранившийся, чужой, хотя рука его все еще по-хозяйски покоилась на ее бедре. И, почуяв эту отчужденность, Габриель мгновенно окунулась в море прежних сомнений и терзаний.