Морщинка залегла у него между бровей.
— Не возводи меня на пьедестал, Дана, и не влюбляйся в меня. То, что есть между нами, великолепно, но я не способен дать того, что тебе нужно. Я не могу ответить на твою любовь.
Тревога ручейком сбежала по позвоночнику, как тающий лед. Неужели Макс догадался о ее чувствах? Она старалась держаться непринужденно, потому что знала: это то, чего он хочет.
— А кто тебе сказал, что я влюблена в тебя?
— Ты.
— Я никогда этого не говорила.
— Сказала в субботу ночью.
Паника и унижение охватили ее. Дана смутно припомнила, что говорила нечто подобное во сне.
— Должно быть, мне что-то приснилось. Я не совсем помню…
Он не выглядел убежденным. Однако дальнейшие протесты лишь усугубят дело. Она решила пойти в наступление.
— Но, Макс, твоя работа по монтажу доказывает, что ты испытываешь чувства, которых, как утверждаешь, у тебя нет. Ты точно знаешь, какой кадр использовать, чтобы добиться наибольшего эффекта, когда использовать музыку, а когда дать героям говорить. Когда-то я читала, что великое кино не нуждается в диалогах, что сами выражения лиц актеров рассказывают историю. И ты делаешь это, Макс. Своим монтажным выбором ты раскрываешь историю через эмоции на лицах персонажей, и это изумительно.
— Уметь смонтировать фильм — не то же самое, что уметь испытывать эмоции.
— Я так не думаю.
Он нахмурился.
— У тебя слишком много веры в людей.
— А у тебя слишком мало. Может, пора тебе попробовать доверять снова?
— А тебе, может, пора прекратить психоанализ своего босса и вернуться к работе?
Дана поморщилась от язвительности его тона и снова повернулась к своему столу. Но это не значит, что она отказалась от Макса Хадсона. Она только начала свою кампанию по его завоеванию.
Дана закрыла входную дверь и остановилась. Было неестественно тихо. Макс должен быть дома, потому что его машина в гараже.
Она направилась к лестнице. На втором этаже тоже тишина.
— Макс?
Нет ответа.
Дана прошла в кухню и выложила из пакетов продукты, потом отнесла офисные папки на третий этаж. Макса и там не оказалось.
Может, он спит? Еще только девять, слишком рано. Если только он… нездоров? Это могло объяснить странное, молчаливое настроение, в котором он пребывал весь день.
Дверь его спальни оказалась открытой. Она заглянула туда, но ни в комнате, ни в ванной никого не было.
Дана вышла в патио и огляделась. Где он может быть?
Девушка уже повернулась, чтобы вновь зайти в дом, когда приметила в дальнем углу спиральную лестницу, ведущую на крышу. Она никогда не была там, даже не знала, что на крышу есть ход. Дверца была приоткрыта. С учащенно забившимся сердцем Дана поднялась по лесенке наверх.