Мила подтолкнула Володю открыть дверь и за его спиной вошла в просторную комнату, со столом в одном углу и кроватью в другом.
— Танкист-девица, не прячься за мужа. О девице-кавалеристе Дуровой слышала? Так ты смелее ее. Горела в танке?
— Вышла замуж под подбитым танком, — осмелев, ответила Мила.
— Подобного в прошлом никогда не бывало. Так что ты героиня, достойная поэмы.
— Когда рожу, я могу вернуться в бригаду?
— А с кем же оставишь сына-танкиста?
— С мамой и папой.
— Тогда будем числить тебя в строю. Если через годик-полтора ничего непредвиденного не произойдет, можешь вернуться к мужу-герою. Уверен, станет им. Скажи, майор Соболев, генерал Соболев родственник тебе? Моя бригада поддерживала его дивизию в наступлении на Карельском. В суматохе под Сталинградом не успел о нем осведомиться у тебя.
— Это мой отец.
— Где же от теперь?
— Вероятнее всего, погиб в сорок первом.
— Эх, сорок первый… Что с матерью?
— В Москве, работает в госпитале.
— Наверное, хочешь навестить ее?
— Надо бы… Только оставлять батальон накануне наступления немцев совестно.
— Это по-танкистски. Поступим так. Дам тебе машину, довезешь свою красавицу до Ельца, посадишь на поезд… и в батальон.
— Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант.
По кривым фронтовым дорогам до Ельца километров двести — четыре часа хода «виллису», но Владимир добрался до станции только через шесть — боялся растрясти жену. К счастью, на парах стоял короткий состав товарняка с одним пассажирским вагоном. Владимир метнулся к коменданту станции и уже через десять минут повел Милу к эшелону. У вагона придержал за руку.
— Ну… Составчик, Мила, идет до Каширы. Там пересядешь на электричку и к вечеру будешь у своих родных.
— Ты дождешься отправки?
— Эшелон тронется с минуты на минуту. Так что, Мила… прощаемся здесь, и я посажу тебя в вагон. — Прощальные слова майор Соболев произнес с полуделовой стеснительностью. Уже без месяца год они были мужем и женой, но единственными в батальоне и третьими в бригаде. Фронтовое счастье стесняло их, и они украдкой отмечали свою близость. Казалось бы, сейчас он мог дать свободу своим чувствам — на людях постеснялся. Мила усмехнулась, крыльями размахнула руки и обвила ими мужа. Слезы упали на щеки ее Вовки, и он замер, будто прощался с Милой навсегда. Она тоже не отрывалась от него, считая себя его талисманом. За год их машину дважды подбивали, один раз она горела, но и экипаж и он отделались лишь ссадинами и пустячными ожогами. А как теперь, без нее?
— Ну, хватит. Мила.
— Еще минутку.
— Ведь паровоз под парами.
Приблизившись к пассажирскому вагону, Владимир помог Миле закинуть ногу на ступеньку, она подтянулась на руках и вошла в тамбур, за нею