«Почти ностальгия... ностальгия по Нему, по Питеру, по маленькому счастливому куску жизни...» — вертелось в голове у Тины, старательно обходившей самые крупные лужи. Болеть ей было категорически противопоказано, впрочем, ей было нельзя почти все. С уверенностью можно было лишь согласиться с утверждением, что дышать все-таки можно, все остальные принципы в ее жизни на данный момент начинались с частицы НЕ... Сама себе она иногда казалась маленьким дирижаблем, медленно планирующим в загазованном московском воздухе.
Еще через месяц дирижабль приобрел боевую черно-бело-зеленую раскраску. Врачи настояли на том, что в роддом нужно лечь заранее. В силу серьезности заведения в палату к беременным никого не пускали, и приходилось довольствоваться общением через окно.
Никто не рисковал высовываться туда без одеяла — зима была на диво холодная. Тинкино одеяло, как вы догадались, было именно таким — в черно-бело-зеленую клетку, рисовал их по шерсти какой-то полуслепой великан, от того вышли они огромными и чуть косоватыми.
— Тебе что-нибудь нужно? - кричали под окнами девчонки, задирая головы, дабы увидеть потешную фигурку подруги в окне третьего этажа.
— Матюгальник бы очень пригодился! — не выдержала однажды Тина, уставшая по поводу и без повода напрягать связки.
Друзей и знакомых было много, и почти каждый день кто-нибудь да приходил ее навестить. Подобные визиты сильно скрашивали монотонные больничные будни.
— Пока, пока! — она рискнула оторвать одну руку от подоконника, изображая прощальный жест. И осеклась на полуслове, в палату заглянул врач, и увиденное его явно не порадовало.
— Нам-то все равно! — рявкнул он громовым басом так, что стекла во все еще открытом окне тихонько зазвенели, а обитавшим в больничном парке воронам пришлось пожалеть, что они не перелетные птицы. — Мы, понимаешь, объяснительную напишем, а тебя, молодую и красивую, будет жалко! Марш с окна, и чтоб я там тебя больше не видел, роди сначала, а потом альпинизмом займешься, если время останется... - Раскаты становились все тише по мере его удаления по коридору.
— Да, да... первым делом мы испортим самолеты... — пропела себе под нос Тина и принялась увлеченно чесать остро заточенным карандашом в затылке. Дабы не сойти с ума, она стала разгадывать кроссворды.
Вскоре в процесс была вовлечена вся палата — молоденькие, совсем зеленые, рожающие только потому, что вовремя не сделали аборт, и в возрасте, ждущие второго или даже третьего ребенка, — беременные женщины и сами не заметили, как увлеклись. Кроссворды были солидными по размеру, две газетных полосы как минимум. Дело дошло до того, что однажды у того самого, грозного на весь роддом, врача, посмели выспросить что-то касающееся медицины, уж больно сиротливо выглядело на сплошь исписанном бумажном листе последнее неотгаданнное слово.