— Попрошу всех взяться за руки, — произнес балахон.
«Так вот как они себя контролируют — держат друг друга!» Сол вдруг обнаружил, что его левая рука уже занята. И как только Кобаяси опять умудрился схватить его прежде, чем он заметил? Сол инстинктивно отдернулся. Кобаяси поглядел на него с удивлением. Ах да, сейчас всем нужно так сделать… Он отдал руку маркетологу. Тот принял ее подчеркнуто аккуратно, словно бокал из старинного стекла, которое бьется без самовосстановления.
Справа уже ждала рука другого соседа. Ладонь у блондина была мокрая и костлявая.
Но было и кое-что похуже. Теперь, схваченный с двух сторон, Сол почувствовал себя в ловушке. Будь у него включен эмпатрон, паника отобразилась бы тонким черным зигзагом. Парализующая волю трещина росла тихо, но удивительно быстро.
«Это с непривычки,» сказал себе Сол и глубоко вздохнул, стараясь унять дрожь. Ерунда, просто день такой нервозный. Полчаса назад испугался какого-то дурацкого ремня безопасности в кибе. Здесь то же самое. Эй, нечего дергаться по любому поводу.
Ага, уже лучше. Как там говорил балахон? — мы просто забыли… И верно: раньше, когда не было искинов с их моментальной, невидимой связью, люди даже здоровались руками. Потом пошли все эти эпидемии в Старой Европе… Вот и отвыкли. А вообще-то ничего особенного. Даже приятно. Да и Маки потом все продезинфицирует.
Но почему так долго не проходит эта дрожь? Ах вот оно что! Не только он сам, но и соседи с непривычки нервничают. У Кобаяси рука дрожит мелко-мелко. Зато блондина так и вовсе трясет. Но что самое странное — в дрожи появляется общий ритм, словно волны ходят туда-сюда по телу, все нарастая и нарастая… И уже непонятно, кто…
Она стояла прямо перед ним, синие пузырьки лопались в уголках губ. Небольшие подростковые грудки хорошо просматривались под мокрой ночной рубашкой; казалось, острые лиловые соски вот-вот порвут тонкую ткань. Вокруг пустых голубых глаз на бледном лице темнели фиолетовые разводы — словно еще одна пара сосков, вывернутых наизнанку. Ну да, она ведь умерла от передозировки «верта» за несколько минут до того, как они с Кобаяси приехали, чтобы уговорить ее перейти на работу в «Дремлин». Такой они и нашли ее, ведущую сценаристку «Сексодрема» — на дне бассейна среди неоновых крабов.
Мертвая улыбнулась. У нее был маленький подбородок, словно бы вдавленный в череп. Нижняя губа совсем терялась, отчего лицо выглядело очень детским и одновременно каким-то зверским. Она склонила голову набок — прямые белые волосы наискось перечеркнули лицо и закрыли один глаз. Глядя исподлобья и продолжая улыбаться, девушка стала медленно поднимать руку.