Сняв цепочку, она открыла дверь.
— Значит, ты Нора? — сказала она, протягивая мне руку. — Карин много рассказывала о тебе.
«Интересно, что?» — подумала я. Я пожала ее руку, но кланяться не стала. Всему есть предел.
Квартира была темной, кругом стояла странная несовременная мебель и лежали толстые ковры. Повсюду были разложены маленькие вязаные салфеточки. Карин провела меня по дому. Я уселась на диван в гостиной, но Карин сказала, что надо перейти в ее комнату.
— Здесь нельзя сорить, — сказала она.
Я не собиралась сорить, просто хотела посидеть немного.
Комната Карин была довольно симпатичной. Белая кровать с балдахином, алые розы на стенах. На письменном столе каждая вещь лежала на своем месте. Чехол для флейты был приоткрыт, флейта блестела, как серебро. Я взяла ее.
— Можно попробовать?
Она кивнула.
Я дунула, но звука не получилось. Играть оказалось намного труднее, чем я предполагала. Наконец мне удалось извлечь какой-то жалкий писк. Я протянула флейту Карин.
— Сыграй что-нибудь.
— В другой раз, — сказала она и убрала флейту в футляр.
Мы сделали математику, и мама Карин позвала нас накрывать на стол. Они едят не в кухне, как мы, а в специальной столовой. Стол из темного дерева с ножками в виде львиных лап. Мы постелили скатерть, потом поставили тарелки и бокалы. Я положила ножи и вилки, но Карин прошла следом за мной и все переделала.
— Ты что, не знаешь, как стол сервируют? Ножи справа, вилки слева, и класть их нужно ровно.
— Понятно.
Без пяти шесть повернулся ключ в замке входной двери. Бросив кастрюли, мать Карин побежала открывать цепочку.
Отец Карин был высоким и седоволосым. Он носил серый костюм и выглядел по меньшей мере лет на шестьдесят. Сняв пальто, он прошел в ванную, вымыл руки и сел за стол, когда часы пробили ровно шесть. Карин и я уже были за столом и ждали.
Мама Карин внесла еду. На лбу ее поблескивали капли пота, одна прядь выбилась из прически. Сев за стол, она протянула мне салатник с картошкой.
— Пожалуйста, Нора. Как приятно, что ты зашла.
Отец Карин посмотрел на меня через стол. Он ничего не сказал, но мне показалось, что увиденное его не удовлетворило.
Я взяла две картофелины. Мать Карин протянула мне другую миску.
Тушеная печень.
Я взяла совсем чуть-чуть. Мать Карин налила молока в мой бокал. Я отрезала кусок печенки, поднесла вилку ко рту, и тут заметила, что все на меня смотрят.
— У нас дома не принято начинать есть, пока всем не положили еду, — сказала мать Карин. Голос ее звучал приветливо, но я почувствовала себя глупо. Я отложила нож и вилку и стала ждать, пока все возьмут себе еду.