Ему вдруг представилось, что ничего не осталось в этом мире, кроме беззвучно падающего снега. Нет ни его, Брендона — он всего лишь часть пустоты, — ни палаты, в которой он сейчас лежит, это иллюзия, галлюцинации измученного сознания... Нет ничего. Пустота.
Брендон медленно осмотрелся. В темноте он смог разглядеть силуэты предметов. Но и это показалось ему лишь игрой воображения.
Его нет. Он умер. По крайней мере он этого хотел. И у него прекрасно получалось это представить.
Если бы не письмо, которое ему принесли сегодня днем, если бы он не прочитал... Все бы было по-другому. Он бы не мучился так. Казалось, что прошлое не хочет оставлять Брендона и все время напоминает ему о себе.
Он закрыл глаза и попытался расслабиться, раствориться в воздухе. Тепло и тяжесть разлилась по его телу, но потом стало так спокойно и легко, что ему показалось, будто он парит над своим же телом.
Но тут дверь открылась и свет из коридора пролился в палату.
Брендон продолжал лежать с закрытыми глазами. Ему хотелось продлить это чувство невесомости. У него не было желания снова ощущать боль и тяжесть гипсовых оков.
— Вы спите? — спросил женский голос, который вернул его в реальность.
Брендон открыл глаза и молча чертыхнулся.
Ну зачем меня беспокоить? Мне так хорошо в пустоте! — хотел было закричать он, но не стал.
— Я не сплю, — шепотом ответил он.
— Тогда почему в темноте? — Габриель подошла к стене, где находился выключатель.
— Оставьте! Пусть будет темно. Мне так больше нравится, — остановил ее Брендон.
— Хорошо. — Габриель убрала руки в карманы халатика и сделала пару шагов в сторону больничной койки. — Я могу вам помочь?
— Нет. Все прекрасно. Спасибо, — ответил он и отвернулся от медсестры.
— Сегодня канун Рождества. — Габриель подошла еще ближе к Брендону. — На третьем этаже, в холле, собираются пациенты. Там елка...
— Я не пойду, спасибо, — отказался он. — Оставьте меня одного! И еще... — он сделал паузу, — если моя сестра позвонит, скажите, что я сплю после процедур.
— Процедур? — удивилась Габриель.
— Да, процедур... придумайте что-нибудь. Пусть она не приходит. Я хочу побыть один. Хорошо?
Габриель молчала. Больше всего на свете ее раздражала принудительная ложь, нелепая принудительная ложь.
— Я не буду обманывать вашу сестру. Сегодня канун Рождества...
— Да что вы привязались со своим Рождеством?! — закричал Брендон. — Я ненавижу Рождество! Ненавижу! Мне не нужно оно! Я хочу одиночества! Понятно?! — Он приподнялся на подушке и посмотрел на Габриель. Он не увидел ее лица, в палате по-прежнему было темно. Она стояла спиной к входной двери и поэтому теплый желтый свет, проливавшийся из коридора, только очерчивал ее невысокую тоненькую фигурку. — Простите, — извинился Брендон и снова положил голову на подушку.