Рождество, пожалуй, единственный праздник, который воспринимается каждым человеком по-своему.
Для меня — это краснощекая тетя Молли из Мичури с большой сумкой мандаринов, которая приезжает в мой дом каждый год накануне Рождества. Она светится, как розовые гирлянды на елке, и так же пыхтит у камина, как курица в духовке. И еще, конечно, дядя Бакли из Тарантеллы. Без него никак. Он так громко поет свои песни все праздники, что, когда уезжает, в доме долго стоит звонкая тишина и кажется, что чего-то не хватает. Не хватает задора дяди Бакли, его усов, на которых всегда остаются хлебные крошки, бархатного тембра его голоса. И я знаю, что когда у меня появятся дети — а к тому времени дядя Бакли полностью поседеет и его и без того большое пивное брюшко, похожее на футбольный мяч, спрятанный под рубашку, станет еще больше, — он вполне сойдет за Санта-Клауса. И будет веселить моих детей. А дядя Бакли любит веселиться. Дай ему волю, так он весь квартал на уши поставит.
А бабуля Мари Андре Элизабет... Этой крошечной пожилой женщине нравится, когда ее называют полным именем. Она всегда таскает с собой маленькую сумочку, которую сейчас принято называть клатчем. Однако в ее молодости эту вечернюю сумочку звали просто кошельком. И Рождество не Рождество, если в доме нет бабули Мари Андре Элизабет и ее прелестной сумочки, которой столько же лет, сколько ее обладательнице. И когда бабуля достает из своего кошелька тщательно выглаженный утюгом доллар и протягивает его мне, сразу хочется улыбнуться и обнять ее. Не за доллар, нет. Доллар тут ни при чем. Хочется обнять эти маленькие хрупкие плечики за старание бабули и ее умение всегда следовать своему стилю. Когда мне будет тридцать... или даже тридцать пять, бабуля снова подарит мне хрустящий доллар, а потом сделает невозмутимое лицо и скажет громко-громко, чтобы все вокруг слышали: «Потрать эти деньги с умом!».
А брат Сандерс? Да без него не обходится ни один зимний праздник! Он как юла вертится возле каждого и говорит без умолку. Иногда он начинает раздражать и хочется сказать ему, чтобы он немного успокоился. Но если Сандерс сомкнет свои тонкие, словно две красные ниточки, губы и сведет пушистые брови, которые и так срослись на переносице, то это будет не Сандерс, а кто-то другой.
Кстати, Сандерс не любит дядю Бакли. А все потому, что они оба хотят быть в центре внимания. И когда дядя Бакли из Тарантеллы начинает заводить свои песни, а Сандерс в это время не успевает закончить рассказ, начинается что-то феерическое. Каждый из них, как разъяренный петух, увидевший своего конкурента, начинает пыхтеть, пыжиться и кричать во все горло. Остальным смешно, а им обоим не очень.
