С первых же минут Кармайн распознал в Аддисоне Форбсе законченного неврастеника. Форбс щеголял жилистой, подтянутой худобой, которая выдавала в нем энтузиаста активного образа жизни, склонного к вегетарианству. В свои сорок пять он выглядел ровесником профессора, но кинорежиссер, ведущий поиск новой звезды, вряд ли задержал бы на нем взгляд. Лицевой тик и резкая, бессмысленная жестикуляция сопровождали его речь.
— Три года назад я перенес сильнейший коронарный приступ, — сообщил Форбс. — Чудом выжил.
Этим обстоятельством он был явно одержим — частое явление среди докторов медицины, которые, как объяснил однажды Кармайну Патрик, убеждены, что уж они-то никогда не умрут, но, почувствовав дыхание смерти, становятся невыносимыми пациентами.
— Теперь я каждый вечер пробегаю трусцой восемь километров — от Хага до моего дома. Жена привозит меня сюда по утрам и забирает костюм. Две машины нам уже не нужны — приятная экономия. Я питаюсь овощами, фруктами, орехами, иногда ем приготовленную на пару рыбу, когда жене попадается свежая, только что выловленная. Признаюсь честно, я чувствую себя превосходно. — И он похлопал себя по плоскому до впалости животу. — Еще лет пятьдесят прослужит, ха-ха!
«Нет уж, спасибо, — подумал Кармайн, — лучше смерть, чем расставание с жирными и вредными деликатесами из «Мальволио». Но у каждого свой вкус».
— Как часто вы или ваш лаборант уносите трупы животных вниз, в холодильник на первом этаже? — спросил Кармайн.
Форбс растерянно заморгал.
— Лейтенант, я ведь только что объяснил: я клиницист! Я провожу клинические исследования, а не опыты на животных. — Его брови настойчиво рвались в противоположные стороны. — Скажу без ложной скромности: у меня талант назначать пациентам индивидуальные дозы противосудорожных препаратов. В этой сфере распространены злоупотребления — можете себе представить, что получается, когда какой-нибудь наглый терапевтишко берется сам прописывать антиконвульсанты. Обнаружит у незадачливого пациента идиопатию, и давай пичкать беднягу дилантином и фенобарбиталом, а у него пики лобной доли торчат кольями, хоть насаживайся! Я заведую клиникой эпилепсии при больнице Холломена и консультирую еще в нескольких больницах, а также руковожу энцефалографической лабораторией больницы Холломена. Но как вы понимаете, на заурядные ЭЭГ я не размениваюсь. Это занятие для Фрэнка Уотсона и его прихлебателей — неврологов и нейрохирургов. Предмет моего интереса — пики, а не дельта-волны.
Кармайн, взгляд которого начал блуждать еще на середине этого монолога, промычал что-то неопределенное. Потом уточнил: