Противник кроет мое заявление тузом: в тюрьму специально является "Шкаф" — прокурор Пономарев.
— Давно ли изучаете юриспруденцию, Михаил Рувимович?
— В тюрьме начал…
— По вашему заявлению я консультировался с… — названа фамилия университетского профессора. — Вы, оказывается, забыли статью Уголовно-процессуального кодекса No… (сегодня я забыл этот номер.) Она разрешает суду вносить изменения в уже вступивший в законную силу приговор — и именно в одном-единственном случае: в части судьбы вещественных доказательств!
Побил меня, побил полностью юрист-специалист.
Возвращаюсь в камеру, рассказываю о беседе со "Шкафом" соседу, Боре Соколовскому по кличке "ЮК", т. е. "Юный контрабандист".
— Он тебе показал текст статьи закона?
— Нет. Ну, не выдумывает же он закон…
— Это странно, — задумался Боря. — Обычно прокуроры любят сунуть страницу кодекса под нос: смотрите, все по закону… Давай проверим?
Я был очень "юная хунд". Не мог в голову впустить мысль, что старый человек в полковничьем чине станет меня обманывать по такому ничтожному делу, да еще так примитивно… Мы аж поссорились с "ЮК", но он настоял на своем — и попросил у библиотекаря УПК РСФСР.
Да, есть там такая статья! Правду сказал прокурор…
И вдруг Борис заметил ма-а-аленькую звездочку над ее номером.
— Что это?
Оказалось — к статье есть примечание. Изменение приговора после вступления его в законную силу в части вещественных доказательств допускалось только в том случае, "если это изменение не ухудшает положения осужденного".
И началась переброска заявлениями. Конечно, мне не нужна была машинка. Я просил только указать мне статью закона, согласно которой конфискация у меня имущества после оглашения законного приговора не ухудшала моего положения. Издевался, ерник, над беспомощным правосудием. Прокуратура бесилась, а я ее дразнил, унижая обвинением в хищении вещественного доказательства!
Но выпустить из пасти заглотанную добычу, чтоб хотя бы симулировать "соблюдение законности" — это оказалось выше сил наших юристов.
И наконец — заткнулась прокуратура.
А вы говорите по радио о "прогрессе сферы обычного права"!
Dixi. Я кончил и искупил свой грех.
Глава 2. Потьма, ЖХ 385-18
19 апреля 1978 г. Дорога до Потьмы
Без сна
Рассказывают, будто перед освобождением зэки якобы не волнуются. Не знаю: меня ведь не освобождали, а этапировали на ссылку. Ощущение вот какое: когда сроки такие громадные, как в СССР, зэк забывает, что есть на свете не лагерная жизнь… Я своими ушами слышал утверждения, что все сидели, только скрывают. Отсюда склонность в зонам к неимоверным преувеличениям количества обитателей лагерей — меня, например, уверяли, якобы в СССР восемнадцать а то и двадцать миллионов сидельцев, и когда я прикинул — по своей методике подсчета — что на самом деле миллиона три (причем это вкупе с ордами "декабристов"-пятнадцатисуточников), то услышал в ответ разочарованное: "Всего лишь… Пустяки". При таком ощущении жизни зона ощущается нормой, а "воля" — сказкой: в сказке, конечно, приятно побывать, кто спорит, но каждому предстоит проснуться и каждому — вернуться в нормальную жизнь. В лагерь.