Он резко выпрямился и, когда танец, наконец, кончился, вышел на балкон. Улица тянулась перед ним, окаймленная рядами освещенных автомобилей; темные силуэты крыш выделялись на фоне еще более темного неба; было поздно, и только отдаленный шум движения долетал до него, терпеливый топот старых, сильных лошадей, тянувших повозки на базар, или случайный резкий рожок торопившегося домой такси.
«Я должен непременно взять себя в руки, — сказал он себе. — Бог знает, что со мной случилось. Филиппа не видела Мастерса целыми месяцами… была абсолютно счастлива со мной в Сомерсете… Я потерял почву… равновесие…»
Голос позади него, отрывистый, но неторопливый, произнес:
— Прекрасный спектакль, а?
Это был Разерскилн, с сигаретой во рту, руки в карманах.
— В первый раз, — продолжал он очень словоохотливо для него, — я вижу одну из этих штук… балетный пустячок, в русском духе, знаешь… Захватывающая вещь, нахожу я. Кто этот парень, пастух?
— Мастерс, Тедди Мастерс, младший сын Гордона Мастерса.
— Ах, вот что, сын Гордона Мастерса? Так-так. Мне казалось, что я где-то его уже видел, — приветливо добавил Разерскилн. — Эта Ланчестерша в связи с ним, не так ли? Я сидел около нее, и, когда он вышел, она была вне себя. Знаем мы этот сорт женщин. Боже, что за дурни эти юнцы!
— Ты думаешь, что она им увлечена, а он нет? — вежливо продолжал разговор Джервэз.
— В этом роде. Но это никогда не продолжается долго. Да с чего бы ему и продолжаться? Молодой стремится к молодому — должен был бы, по крайней мере. Да так оно и бывает в конце концов… Ах, ужин — слава Богу! Я не знаю, какова здесь сейчас еда, но когда у них был Каммарго, этот итальянский chef, то стол у них был — одна мечта! Идешь?
— Сейчас. Должен сперва найти Филиппу. — Разерскилн, оглянувшись кругом, хихикнул.
— Желаю успеха! И советую поторопиться! Я хочу, конечно, сказать — если ты хочешь получить поесть!
Джервэз увидел Филиппу, ужинавшую с дочерью хозяйки дома, Тедди и еще целой компанией молодежи, и, когда он пробирался вперед, чей-то голос окликнул его:
— А, Джервэз!
Это была Камилла, как всегда прекрасная и спокойная, похлопывавшая по столу в знак приглашения.
— Как очаровательна ваша Филиппа! — сказала она своим милым голосом, а затем начала говорить про музыку, кончающийся сезон, про своих детей, про собственные планы на лето и о планах Джервэза.
Она отвлекла его от его мрачных мыслей, а когда потом подошла Филиппа, они все трое говорили о Сомерсете, о Шотландии, о приемах, о целом ряде забавных пустяков.
— Какая она славная! — сказала Филиппа про Камиллу. — Не правда ли?