— Если ты готова? — и открыл перед ней дверь. Они ехали домой в глубоком молчании и в молчании же поднялись в свою спальню.
Войдя, Сэмми запер дверь на ключ. Он умыл лицо в ванной комнате Фелисити, а затем вернулся к жене.
— Я добьюсь правды, — сказал он ей. — Видишь ли, у нас двое детей. Так слушай же. Ты лгала мне или нет, когда говорила, что ничего действительно дурного не произошло? Подожди и выслушай меня еще минутку. Я добьюсь правды от этой свиньи, которую я только что отколотил; больше того — он мне скажет, не было ли у тебя чего еще с кем-нибудь: он на это способен! Скажи, честная ты жена или нет?
— Да, — отвечала Фелисити, — честная.
Он пристально глядел на нее, держась рукой за свой разбитый подбородок.
— И, — продолжала Фелисити взволнованно, — я люблю тебя, хотя, пожалуй, эти слова в эту минуту должны звучать безумием… Но это правда. Только, видишь ли, я принадлежу к натурам, которые все время нуждаются в стимуляции… и… ах, что толку, ведь ты никогда не поверишь, что мне вовсе не хотелось, чтобы меня целовали. Это было только ради интереса… увлечь кого-нибудь… Мы все таковы… большинство из нас, во всяком случае.
Сэм нагнулся к ней, поднял одним пальцем ее лицо вверх и строго взглянул ей в глаза.
— Я был так чертовски влюблен в тебя, — сказал он.
Он отнял руку и отошел к окну.
— Но я не сделала ничего дурного, — разрыдалась Фелисити.
— Нет, но ты все испакостила! Вот кто вы все, ты и тебе подобные, — пакостники. Вы пакостите жизнь, отклевывая от нее по кусочку; вы не можете оставить что-нибудь прекрасное в покое, вы стараетесь вырвать чужой кусок, чтобы попробовать, не понравится ли он вам, не интереснее ли он того, что у вас уже есть… Я считал тебя чудом… У нас есть наши детки… а ты смогла так поступить… надругалась над нашей любовью, давая возможность таким мерзавцам, как де Кур, смеяться над нею. Одно хорошо, что ему нескоро придется опять смеяться!
Его собственная презрительная улыбка увяла; он сделал неопределенный жест, потом толкнул дверь и, стоя на пороге, промолвил:
— Ну, что ж, нам придется пройти и сквозь это!
С настойчивостью мастифа и манерами бульдога Сэмми преследовал и, как он выражался, «укрощал» те несчастные существа, которые, по его мнению, были настолько глупы, чтобы увлекаться его женой.
То, что он обратил себя и Фелисити в посмешище, не трогало его ни капли; он был прекраснейший супруг, ныне абсолютно разочарованный, и ему было неважно, если это все знали. И если его методы были не совсем обычны, то, во всяком случае, они выказывали свою жизнеспособность в веке, когда снисходительный супруг начинает становиться общим правилом.