— Это все, что ты можешь мне предложить?
Что ей на это ответить? Стиснув деревянную ложку с такой силой, что побелели костяшки пальцев, она спросила:
— Райли, кто такая Анна?
— В бреду я постоянно вспоминал ее? — нахмурился он.
Кивнув, Морган, неожиданно для себя хитро улыбнувшись, добавила:
— Это она сегодня утром носилась за мной с тесаком.
— Значит, у тебя против меня тоже нет иммунитета.
— А я и не утверждала ничего подобного.
— Вчера тебе чертовски хорошо удалось убедить меня в обратном. Кстати, от каши я не откажусь.
Морган облегченно расправила плечи. Прикусив нижнюю губу, она разложила овсянку по мискам и передала Райли молоко и сироп.
— Для меня тоже совершенно необычно все то, что я чувствую в последние два дня, — мечтательно проговорила девушка, глядя на серое месиво в миске так, точно ничего более восхитительного ей не доводилось видеть. — Мне казалось, я себя хорошо знаю, и вдруг поняла, что это не так. Если ты — матерый лось, то я — молодая олениха, безудержно резвящаяся на лугу.
— С самого начала меня пленило твое изящество, — внезапно стал серьезным Райли.
Морган покраснела, поперхнувшись кашей.
— Я даже не знаю, сколько тебе лет, — ни с того, ни с сего заметила она.
— Тридцать пять. Да, а Анна была монашкой.
— Монашкой? — выронила ложку Морган.
— Сестра Анна. Крохотная женщина с золотисто-карими глазами, энергией динамо-машины и добрейшим сердцем в мире. Она и еще пять монахинь содержали небольшой сиротский приют в Нью-Йорке. Там я и вырос. Мои родители погибли в железнодорожной катастрофе. Но, прежде чем ты начнешь жалеть меня, позволь добавить, что я был очень счастлив в этом приюте. Хотя перед матерью-настоятельницей испытывал благоговейный ужас.
Морган тут же почувствовала нескрываемое облегчение, сменившееся жгучим любопытством.
— И много детей было в приюте?
— Человек семьдесят.
— У монашек не было времени сидеть сложа руки.
— Да. В детстве меня частенько мучили кошмары, — дрогнувшим голосом сказал Райли. — Тогда я звал сестру Анну, но однажды мать-настоятельница строго сказала мне, что не стоит беспокоить ее по пустякам.
— Сколько тебе тогда было лет?
— Пять. Говорю же, Морган, не жалей меня. Всем, чего я достиг, я обязан сестрам.
Морган поняла, что теперь, когда у нее есть ключ к его характеру, ей надо все обдумать наедине с собой.
— Не указывай мне, что я должна чувствовать, — тряхнула головой она.
— И, став взрослым, — натянуто продолжал Райли, — я тянулся к строгим, спокойным женщинам. Похожим на монашек.
— А я ищу мужчину уравновешенного, любящего и спокойного, такого, как мой отец.