— Это было слишком давно, чтобы оставаться правдой. А ты почему объявилась только теперь?
— Я узнала обо всем недавно. Моя мать умерла четыре месяца назад, а через два месяца после ее смерти я наткнулась на дневник Анны, прочла его, и вот я здесь.
— И что тебе нужно? — Конрад всем своим видом давал понять, что готов защищать свою жизнь от непрошеного вторжения.
— А что вы можете дать? — Нелл, затаив дыхание, ждала ответа на свой самый главный вопрос.
— Как видишь, живем небогато — денег не густо. — В словах прозвучала откровенная издевка. — Тут ты просчиталась.
— Мне не нужны ваши деньги. — Задетая за живое, она решила пойти ва-банк. — Я надеялась найти здесь приют и... ласку... Если повезет, так и вашу любовь.
Короткий смешок Конрада был красноречивее любого ответа.
— Ну а твоя настоящая семья?
— Восемнадцать лет назад умерла Анна, через десять лет — отец, потом ушла мама. У меня никого не осталось. Больше детей не было. — К горлу подкатил ком, и горечь непролитых слез нашла выход в жестокой насмешке: — Стало быть, других внуков можете не опасаться.
— Ты мне ни к чему. — Конрад, казалось, пропустил последнюю фразу мимо ушей. — Лишнее беспокойство.
Она и не предполагала, что слова способны причинить столько боли...
— Этим утром я пыталась уехать!
— Плохо пыталась. — Ни один мускул не дрогнул на непроницаемом и холодном, как ньюфаундлендский гранит, лице старика.
Нелл забыла про гордость и в мольбе, как нищий за подаянием, протянула к нему руки.
— Я вам совсем не нужна?
— Мне нужно, чтобы ты убралась отсюда, — вынес Конрад свой приговор.
Вот и вся история... Вот цена всех страданий Анны... ее любви, муки и стыда длиною в жизнь... стыда, укравшего детство у Нелл и унаследованного ею от бабушки и матери. Боль и ярость бились в сердце Нелл, минуту назад распахнутом для любви.
— Это бы решило все проблемы, не так ли? Ах, как удобно! Не надо ни за что отвечать, не надо платить по счетам. А у меня к вам немалый счет, Конрад Гиллис. Из-за вас я стала тем, что я есть: ребенок, не знавший материнской ласки и тепла семейного очага, выросший в путах строжайших правил и категорических запретов, превратился в женщину, бегущую от любой привязанности, не ведающую любви...
— А Кайл на что? — Конрад не знал жалости. Не было ни малейшей надежды достучаться до него, и Нелл сдалась.
— Кстати, о Кайле, — сказала она, и голос ее звучал устало и глухо. — Именно он не дал мне сегодня уехать, и, чтобы избавиться от меня, вам придется избавляться и от него, а это уже задачка потруднее.
Конрад подошел к ней почти вплотную.