На ее тонких пальцах не было ни одного кольца.
Ключицы резко выделялись, лицо было бледным, будто ей и впрямь пришлось многое пережить. Рэйф пожирал ее глазами и проклинал себя за это.
— Четыре недели назад я обнаружила несколько бумаг в ее маленькой шкатулке. Среди них оказалось письмо, открыть которое мне разрешалось только после ее смерти.
Она наклонилась и оторвала от стены кусочек мха, затем снова посмотрела на него.
— Это письмо у меня с собой. Я хотела показать его Тэлботам.
— О чем в нем говорится? — спросил Рэйф.
— Мои родители англичане. Они познакомились в Шеффилде и там же поженились. Они очень любили друг друга и хотели детей. После трех выкидышей они решили взять приемного ребенка. Когда они увидели меня, мне было всего две недели от роду. В письме говорится, что моя родная мать была матерью-одиночкой и отказалась назвать имя моего отца. Вскоре она улетела в Австралию, где погибла в результате несчастного случая. Мне тогда был год.
Карин снова опустила голову. Было видно, что ей нелегко говорить об этом.
— Представьте себе, что я чувствовала, — сказала она тихо. — Но это еще не все. В письме сообщалось, что у меня есть сестра-близнец. Хотя мой отец сделал все, чтобы удочерить нас обеих, другая пара, претендовавшая на удочерение Фионы, опередила его. Моим родителям по ошибке прислали свидетельство об удочерении Фионы. Там было указано:
Дуглас и Кларисса Тэлбот, Дровертон, Камберленд.
Моя мама написала все, что ей было известно.
Она посмотрела на Рэйфа и впервые заметила, что его глаза были не черными, как ей показалось вначале, а темно-синими. Таинственными, словно озера в сумерках.
— Вот почему я здесь, мистер Холден. Я хочу видеть сестру.
— И до этого вы ничего не знали?
Этот вопрос задел Карин. Она вспыхнула.
— Совершенно верно. Мои родители договорились скрывать от меня правду.
Мы только хотели уберечь тебя, дорогая. Мы любили тебя так, как если б ты была нашей родной дочерью, писала мама.
Эти слова отпечатались у нее в памяти. Она будет помнить их до конца своих дней. Но они слишком личные, чтобы делиться ими с Рэйфом Холденом. Откашлявшись, Карин продолжила:
— Сначала я была потрясена. Казалось, весь мир перевернулся. Затем я разозлилась на них за то, что они скрывали правду. Не знаю, зачем я рассказываю вам об этом. Я еще никому не говорила. Слишком болезненно.
Рэйф с трудом удержался, чтобы не утешить ее в своих объятиях. А может, всему виной страсть?
Страсть. Он уже давно забыл, что это такое. Почему его так влечет к Карин Маршалл? Что в ней такого?
Рэйф разозлился.