— Это я, Рыбкин! — ответил Слава. — Хватит голосить, без тебя тошно.
— А если это оборотень? Тогда мы все уже отравлены. Мы тоже станем такими. Будем бегать зверьми и пить кровь.
— Ерш, перестань нести хрень! Какие тут могут быть оборотни? Мы не в кино.
— Ты сам хрень, Женя! — сорвался на крик Ерш. — Тебя не жрали, как мясо! Тебя не грызли! Тебя даже ни разу не кусили. Посмотрим, как ты завоешь, когда настанет твоя очередь?
Вывей обошел дом, зарычал под выбитым окном, поскребся в дверь, издал протяжный вой, снова громко зарычал, кружа вокруг.
— Это обычная собака, Женя, да?! — опять застонал Ерш. — Это она сторожит нас, как курятину? Она входы сюда ищет, Жека! Женя, отдай! Я умоляю тебя, верни им эти деньги, верни. Пусть все закончится! Верни!
— Да она ушла вроде. — Кулич нашарил бутылку, отпил, осторожно выглянул в выбитое окно. Тут же с легким шелестом мелькнула в воздухе тень, звонко лязгнули зубы, всего чуть-чуть не достав до его лица. Проклятый шарахнулся назад, судорожно сглотнул, торопливо запил испуг водкой и перекрестился.
— Ты, Женя, главное не засни, — попросил Слава. — Коли закемаришь, тебя зверюга проклятая сожрет, и нас тоже. Мы, сам видишь, караулить не способны. Только от тебя все зависит. Закроешь глаза — мы трупы.
— Мы уже трупы, — с подскуливанием отозвался Ерш. — Мы все сдохнем. Она сожрет нас всех. Всех. Господи, за что?!
— Проклятье! — Кулич пошуршал ладонью по столу, потом отошел к шкафчику, нашел часы, вынес на свет фонаря. — Ёпэрэсэтэ, еще только половина первого! Вся ночь впереди…
— Вот потому она и не торопится, — пояснил Ерш. — У нее времени много. Играется, как котяра с мышами. Жрать будет не торопясь.
— Я отдам! — внезапно заорал в окно первый из проклятых. — Всё, всё, мы сдаемся! Я отдам эти проклятые деньги! Уходи!
Сгребя брошенные на столе купюры, он подступил к двери, отодвинул засов, выглянул, потом медленно, держа наготове ружье, выбрался наружу, пересек двор и вышел на линию.
Вокруг все было тихо до хруста. Лягушки на болотине — и те не перехрюкивались извечной ночной песней; даже комары пропали куда-то все до единого. Ускорив шаг, Кулич дошел до перекрестка, уже смелее повернул к сектантам — его никто не преследовал и не подгонял.
В ашраме только-только наступило некоторое успокоение, последователи учения любви и доброты пили чай, наделав бутербродов с сосисками и кетчупом. Аргумент насчет сои подействовал практически на всех. Поэтому при подходе проклятого, Варнак предпочел тихо выйти в молельный зал — чтобы не случилось новой нервотрепки.