«Шалтай-Болтай сидел на…» (Первушин) - страница 3

– Вы меня знаете?- удивился Сергеевич.

– Видел как-то образ ваш в "Истине".

Михаилу Сергеевичу сразу все стало ясно. Он еще внимательнее пригляделся к высокому, потом его осенило, и он посмотрел вниз, на прикованную рядом руку. На левой руке высокого не хватало двух пальцев. Ну конечно же!

Михаил Сергеевич быстро перебрал в памяти крупицы скудных сведений об этом человеке. Родился в тридцать первом ("одногодка, ровесник, значит"), с пятнадцати лет среди активистов оппи, профессиональный бунтовщик, бомбист, каких свет еще не видывал, с детства возился с разными "адскими машинками", результат – изуродованная рука и принятый среди нелегалов для него псевдоним: Детонатор. Наибольшей популярностью пользуется среди русокосых домохозяек и гимназистов от девяти до пятнадцати. По собственному емкому определению является "человеком дела", потому статей в "Истину" и "Волю" не пишет и о запрещенной в Великороссии прессе отзывается пренебрежительно. Убеждения – причудливая смесь из идей левых утопистов, правых анархистов и технократов-центристов. Считается отцом-основателем так называемого Движения Черни. На счету – три плотных отсидки и два громких побега. В общем, весьма и весьма примечательная личность.

– Дальше – больше, брат Михаил,- с непонятным значением в голосе заявил Николаевич.- Скоро вообще об удобствах забыть придется. А если и будем вспоминать, то с ностальгией: и этот вагон, и эти наручники.

– Сколько вам дали?- поинтересовался Сергеевич.

– По полной,- с темным весельем отвечал Николаевич.- Дюжину каторжных и обширное поражение в правах. Могли бы, дали бы больше, но руки у них пока коротки!

Михаил Сергеевич все не понимал, к чему клонит, на что намекает его визави. А поезд шел. Вагон покачивался, стучали на стыках колеса. Иногда паровоз давал гудок, заглушая тем на мгновение все звуки.

– Я давно не был в Москве,- пожаловался Сергеевич собеседнику.- Я обнаружил, что очень многое изменилось. Но цельную картину представить себе затрудняюсь. Не могли бы вы, брат Борис…

– Оно и понятно,- не дослушав, кивнул Николаевич.- Разве из Берлина что разглядишь, будь даже семи пядей во лбу? А дела наши, брат Михаил, плохи, хуже некуда – вот такая картина. Перед выбором стоим, куда дальше: то ли быть единой и неделимой Великороссии, то ли не быть единой и неделимой,- и снова послышалась Сергеевичу в его голосе скрытая издевка.- Можем, правда, себя успокоить. Не одни мы перед выбором: и Великобритании подошла пора над тем же самым призадуматься.

– Сепаратизм?- удивился Михаил Сергеевич.- Неужели сепаратизм набрал такую силу? Неужели можно говорить об этом всерьез?