Tabula rasa, как говорили древние. Табула раса. Чистая доска…
Возможно, поэтому албасты крадут детей?
Потому что они чисты и нужны им для какой-то неведомой цели?..
* * *
Он не успел додумать.
Одна из птиц метнулась к нему и неожиданно зависла напротив, словно пчела, с резонирующим гудением рассекая крыльями воздух, заставляя собственное тельце висеть в неподвижности. Тихон смотрел на нее неотрывно. В этом внимании к человеку могла, наконец, открыться тайна, которую представляли собой эти существа. И тут он вдруг понял, что эти птицы — в точности как те, которые привиделись ему в одном из снов на пару с албастой.
Птица изменялась на глазах. Тупой клюв вытянулся, превращаясь на конце в подобие иглы. Крылья замелькали с еще большей частотой и стали совсем не видны. И это странное существо (только лишь похожее на птицу! — теперь он это окончательно понял) молнией устремилось к Тихону. Он даже не успел ничего сообразить, как в груди разорвалась боль — черная игла ударила со всей силой, под самое сердце.
Застонав от боли, Тихон схватился за прут еще крепче.
— Где ты, тварь? — вскричал он, однако птицы нигде не было видно.
Он посмотрел вперед и увидел, что еще одна спрыгнула с конструкции и несется к нему. На этот раз без прелюдии, на лету она превратилась в подобие стрелы и вонзилась в то же самое место, что и первая.
Он задохнулся от нового взрыва боли. Отпустил пальцы обеих рук и закрыл глаза, приготовившись к падению. Удивительно, что он был еще способен что-то соображать. Но его поразило отсутствие ощущений, положенных при падении. Открыв глаза, он увидел перед собой все ту же конструкцию и сидевших на ней птиц. Посмотрел вверх и понял, что против своей воли держится за прут. Как и тогда, во сне, где была албаста, удержавшая его от падения в колодец. Разница заключалась лишь в том, что сейчас он не чувствовал рук, не ощущал физического контакта с шершавым металлом. Ничего не чувствовал. Будто тело жило само по себе, а сознание — отдельно.
Вновь услышал резонирующий звук. Третья птица устремилась к нему. На этот раз он даже закричать не успел. Боль пришла так быстро, что Тихон не смог раскрыть рта. А может быть, и кричал, но не слышал собственного голоса.
Он склонил, как мог, голову, чтобы разглядеть рану. Но раны не было! Совершенно целая куртка на груди, а под ней невыносимая боль!
Все, кроме птиц, исчезло вокруг. Еще одна черной стрелой, как и предыдущие, прошила куртку, не причинив ни малейшего вреда ткани, но в тот же миг очередной взрыв боли пронзил все тело и мозг.