Прибавлю от себя: тут вечная правда либерального общества перед тоталитарным. Тоталитарное, чем оно монолитнее, чем дисциплинированнее, тем больше, как Советский Союз сегодня, подавляет дух изобретательства и творчества и постепенно коченеет в сомнамбулизме.
Учение Руссо о тотальном подчинении человека воле коллектива способствовало развитию тоталитарных идеологий еще вот почему Воля народа, — невнятно объясняет Жан-Жак, — не всегда совпадает с волей всех. Ведь она неизменно стремится к общему благу, а воля всех — только сумма частных воль, преследующих частные интересы. «Однако, необходимо, чтобы все голоса были сосчитаны; всякое формальное исключение нарушает всеобщность».
Спрашивается, если общая воля, «постоянная, нерушимая и чистая», существует как бы сама по себе, вроде вечных платоновских идей, и может не совпадать ни с волей всех, ни с волей хотя бы только большинства, то почему собственно тогда необходимо подсчитывать голоса? Тем более, что в некоторых случаях, например, когда отечество в опасности, общую волю могут выражать всего несколько человек, и даже один только человек, наиболее достойный. Он становится верховным вождем, диктатором, может приостановить на время действие закона.
Робеспьер был великим почитателем Руссо, называл его божественным человеком. Ход мысли Неподкупного легко себе представить. Руссо указал один только признак для распознания общей воли: она всегда направлена к достижению блага народа. И я, Робеспьер, убежденный демократ, тоже всегда хотел общего блага, всегда любил добродетель, и у меня нет никаких личных, никаких частных интересов. Значит, моя воля совпадает с общей волей. Значит, поскольку общая воля едина и неделима, все волеизъявления, отличные от воли моей и якобинской, должны быть отвергнуты как частные. Они разрушают единство Республики.
Робеспьер искренне верил: истину и справедливость воплощает только одна партия — якобинская партия. Впрочем, это не партия в обычном смысле, а просвещенный авангард народа.[5] Если же народ не захочет подчиняться своей собственной воле, осуществляемой диктатурой якобинцев, его надо принудить. Применение силы и устрашения оправдано. Единственный закон — спасение Республики. Право каждого свободно выражать свою волю и свое мнение отрицается. Когда отечество в опасности, место принципа народного избрания заступает принцип неограниченной власти немногих непогрешимых носителей общей воли, или, как мы видели, даже только одного наиболее достойного. Робеспьеру открылось: этот наиболее достойный человек, о котором говорил Руссо, — это именно он, Робеспьер.