Было ему лет пятьдесят. Но он тщательно следил за собой и сумел сохранить подтянутую фигуру и мужскую привлекательность. Родом Замаль происходил из Ирана. Смуглая кожа и черты лица подтверждали это. В общем, он был очень хорош собой. И только синяки под глазами говорили о том, что господин Замаль страдает каким-то внутренним недугом.
Но сегодня он был в ударе и буквально поразил подруг своим шармом и гостеприимством. Показывая свои владения, он словно излучал ту силу, которую дает только богатство и уверенность в своей удаче.
— Когда я купил это имение, тут все было разрушено, — говорил он. — Но я хотел, чтобы новое здание выглядело так, словно стоит тут уже не одно столетие. И мой архитектор понял мои пожелания.
Впрочем, экскурсия по особняку была устроена не для одних подруг. День рождения был удачно совмещен с официальным новосельем. И многие из уже подъехавших гостей, хотя и числились родней господина Замаля, но были тут впервые. И теперь, не скрывая своего восторга и зависти, охали и ахали. И понятно почему. В особняке было на что посмотреть.
Одна только конюшня на пятнадцать породистых лошадей, а Замаль был страстный лошадник, невольно заставляла широко открыть рот. В стойлах били фонтанчики с питьевой водой, зерно и сено лошади получали в мраморных яслях, решетки на стойлах были всюду ажурные, и в конюшне играла негромкая протяжная восточная музыка. Пахло тут не лошадями, а восточными благовониями и чистотой.
— Арабские скакуны, — с гордостью сообщил Замаль своим гостям, с любовью и гордостью поглядывая на лошадей, чьи породистые морды с чуткими ушами и большими выразительными глазами выглядывали из стойл. — Впрочем, есть и чистокровные верховые. И даже пара орловцев. Но это все так, для гостей, для друзей, для престижа. Потерю этих лошадей я переживу и не дрогну.
И господин Замаль, утвердительно махнув головой, повел гостей дальше.
— Но сейчас я покажу вам истинную звезду моей конюшни. Он и есть моя жизнь, моя страсть, моя истинная любовь.
В это время хозяин уже подошел к стойлу, которое даже среди окружающего великолепия поражало своей роскошью. Замаль, как истинно восточный человек, ничего не жалел для своих прихотей. И стойло вороного, как ласточкино крыло, жеребца с лоснящейся кожей, подвижной головой, гибкой шеей и тонкими сухими нервными ногами, на которых, казалось, была видна и билась каждая жилка, было щедро расписано яркими восточными узорами, выложено полудрагоценными камнями, а мрамор яслей был инкрустирован золотыми прожилками.
— Вот это и есть мой Магриб, — с гордостью произнес Замаль, кладя руку на лоб своего любимца, который заржал, приветствуя хозяина.