Его нынешние либеральные взгляды на этот вопрос резко изменились со времен юности в Гэри, Индиана. Он рос в окружении соседей-католиков, любимым спортом которых было бродить днем в поисках еврейских школьников. Они с приятелями, вооружившись камнями, прятались за заборами и ждали появления какого-нибудь случайного еврея, который украдкой добирался до дому. С воплями они налетали на него, жестоко тузили и орали:
– Ты еврей! Ты еврей!
– Вот сейчас распнем тебя!
И как-то инспектор по делам несовершеннолетия явился в дом Кюллинанов с предупреждением:
– Майк, твой парень должен прекратить драки с ребятами Гинсберга.
– Хорошенькое дело! – вскипел отец. – Страж порядка тратит время на такую ерунду!
– Майк, с этим надо кончать. Евреи жалуются мэру.
– На что? Ведь они распяли Христа, не так ли?
Почему они так поступали? В прошедшие годы Кюллинан нередко задавал себе этот вопрос и без труда находил ответ. Каждый раз в преддверии Пасхи священник их прихода произносил ряд проповедей, вспоминая распятие Спасителя, и, когда он говорил о мучениях Господа нашего, в его страстной речи чувствовался сильный ирландский акцент. Юный Джон и его друзья с растущим гневом слушали повествование, как евреи предали Иисуса, как надели Ему на лоб терновый венец, распяли на кресте, проткнули копьем бок, издевались над Его страданиями, а потом торговались из-за Его одежды. Мальчик с трудом мог вынести эти душераздирающие рассказы и был вне себя от ярости, что в наши дни потомки этих евреев кишат на улицах Гэри.
Лишь когда Кюллинан попал в колледж, он узнал, что не евреи обрекли Иисуса на такие страдания. Это были римские солдаты. Он также узнал, что теперь никто из отцов католической церкви не придерживается таких взглядов, которые проповедовал их приходской священник, но это уже не имело значения. Он самостоятельно дошел до понимания, что инстинктивная ненависть к евреям совершенно бессмысленна, а в поддержку рациональной неприязни нельзя привести никаких доказательств. С ним произошли такие кардинальные изменения, что ныне он был готов даже жениться на еврейке.
Он поймал себя на том, что почти все время думает о Веред, и едва ли не чаще всего вспоминал предупреждение, которое несколько лет назад в Египте высказал французский археолог: «Многие раскопки на Ближнем Востоке кончаются неудачей, потому что Бог создал археологами юных мальчиков и девочек, и, когда вы собираете их в палатках на краю пустыни… могут возникнуть предельно странные вещи. Особенно справедливо это по отношению к раскопкам, которые организуют британцы, потому что англичанки, столь пристойные в стенах своего дома, буквально теряют самообладание, стоит им увидеть, как стержень лома входит в плоть земли». Подтверждением этой теории служило романтическое отношение английского фотографа к девушкам из кибуца, и Кюллинан нисколько не осуждал его.