— Благодарю вас, но мне кажется, будет удобнее, если вы переберетесь к нам.
— У нас больше столик.
— А у нас… у нас — возраст.
Молодой человек добродушно улыбнулся, как бы говоря: «Пожалуйста, переберемся мы».
— Запишите меня, мистер Стэкомб, — сказал Адриан. — Сколько я должен внести?
— Ставка у нас доллар. А меня называйте Стэк.
— Почему? — с удивлением спросил Адриан.
— А так короче.
Когда он ушел, они глянули друг на друга и широко улыбнулись.
— Господи, — ошарашенно шепнула Ева, — они, кажется, в самом деле решили перебираться.
И действительно. Пятеро молодых людей — трое юношей и две девушки залпом осушали бокалы, с шумом отодвигали стулья и громко призывали официантов, явно собираясь присоединиться к Смитам. Если кто-нибудь и почувствовал неловкость при столь стремительном знакомстве, то только хозяева столика: молодежь, рассаживаясь, разглядывала их открыто и уважительно — слишком уважительно, как бы решая про себя: «Вряд ли это будет особенно занятно… хотя, впрочем, может оказаться полезным — вроде ученья в школе».
Мисс Д'Амидо проворно поменялась местами с одним из молодых людей, подсела к Адриану и озарила его восхищенными глазами.
— Я влюбилась в вас с первого взгляда, — сказала она без малейшего смущения, — и за нашу бесцеремонность нужно винить меня одну. Я видела вашу пьесу четыре раза.
Адриан окликнул официанта.
— Скоро начнется шторм, — добавила мисс Д'Амидо, — и вас может свалить морская болезнь до конца рейса, так что у меня не оставалось другого выхода.
Он видел, что в ее словах нет ни скрытого смысла, ни тайных намеков ей это было не нужно. Она сказала именно то, что хотела, и его очень тронула откровенность, с которой она отдавала ему предпочтение перед молодыми людьми. Он ощутил легкую возбужденность — путешествие становилось волнующим.
Ева не разделяла радости Адриана; но с молодым человеком, чья фамилия была Баттеруорт, у нее нашлись общие знакомые, и это скрасило ей пустую никчемность происходящего. Она не любила новых знакомств, если они не сулили «духовного обогащения», так что пестрый калейдоскоп самых разных людей — по уму, состоятельности, общественному положению, — втянутых в орбиту Адриановой жизни, частенько утомлял и даже раздражал ее. Она была обаятельной и многогранно одаренной, а поэтому ни в ком не нуждалась, считая, что случайные знакомые не имеют права на ее духовную щедрость.
Когда через полчаса настало время проведать детей, она даже обрадовалась, что пора уходить. На палубе было прохладно и сыро — плотный туман казался мельчайшей моросью, — и явственно ощущалась качка. Открыв дверь своей каюты, она с недоумением увидела стюарда: он безжизненно сидел на ее постели, уткнувшись головой в подушку. Он тоже увидел ее, но не встал.