– Квебек, – произнес Коустон. – Квебек нам не дастся.
Вот и наступил этот момент. Джеймс Хауден тихо проговорил:
– Признаюсь, я тоже об этом подумал. Медленно взгляды остальных обратились на Люсьена Перро – избранника, идола и представителя Французской Канады. Как и другие до него: Лорье, Ляпуент, Сен-Лоран – он один в ходе двух выборов обеспечивал правительству Хаудена поддержку Квебека. А за спиной Перро – трехсотлетняя история: Новая Франция. Шамплейн, королевское правительство Людовика XIV, британское вторжение – и ненависть французских канадцев к завоевателям. Со временем ненависть прошла, но недоверие – причем с обеих сторон – осталось. Дважды разногласия и споры вокруг двух войн в двадцатом веке, в которые была вовлечена Канада, приводили к расколу в стране. Компромиссы и сдержанность помогли спасти зыбкое единство. Но теперь…
– Мне, похоже, нет нужды говорить, – язвительно заявил Перро. – Сдается, вы, коллеги, способны читать мои мысли.
– Трудно игнорировать факты, – бросил Коустон. – Или историю.
– Историю, – тихо протянул Перро и вдруг обрушил кулак на столешницу. Стол затрясся. – А вам не доводилось слышать, что история не стоит на месте? – сердито гремел его голос. – Что в умах людей происходят перемены, что раскол не может длиться вечно? Или вы все проспали – почивали себе мирно, пока лучшие умы обретали зрелость?
Атмосфера в зале наэлектризовалась. Неожиданные слова обрушились на собравшихся подобно грому.
– Кем вы считаете нас – нас в Квебеке? – яростно вопрошал Перро. – Вечными мужиками, глупцами, невеждами! Мы что, несведущи, слепы и не замечаем происходящих в мире изменений? Нет, друзья мои, мы разумнее вас и менее одурманены прошлым. Если надо что-то сделать, мы сделаем это – пусть через боль, муки и страдания. Но муки и страдания Французской Канаде не в новинку, кстати, и реализм тоже.
– А правильно говорят, – пробормотал Стюарт Коустон, – никогда не угадаешь, куда кот прыгнет.
Больше ничего и не требовалось. Сгустившаяся напряженность словно чудом растаяла во взрыве смеха. Заскрипели отодвигаемые стулья. Перро, у которого от хохота брызнули слезы, чувствительно хлопнул Коустона по спине. “Странные мы люди, – подумалось Хаудену, – непредсказуемая смесь заурядной посредственности и гениальности с проблесками величия”.
– А может, это станет моим концом. – Перро пожал плечами – типично галльский жест бесшабашного безразличия. – Но я буду поддерживать премьер-министра, и, возможно, мне удастся уговорить и других.
Это была выдающаяся по сдержанности и скромности оценка своих возможностей, и Хауден ощутил искреннюю благодарность.