– А про страну вы забыли? – воскликнул Коустон. – Сможете ли вы убедить страну?
– Да, – ответил Хауден. – Полагаю, нам это удастся. И он стал объяснять им, почему он так считает; рассказал о выработанных им подходах: об ожидаемой оппозиции, о необходимости всемерно и энергично бороться за победу на выборах. Обсуждение продолжалось. Прошел час, два, два с половиной. Им принесли кофе, но дискуссия, за исключением короткого момента, не прерывалась. Бумажные салфетки на подносе с кофейными чашками были украшены изображением венков из ветвей остролиста <Традиционное рождественское украшение.>, заметил Хауден. Ему это показалось странным напоминанием о том, что через несколько часов наступит Рождество. День рождения Христово. “То, чему он учил нас, – подумал Хауден, – так просто; любовь есть единственное достойное чувство – разумное и логичное учение, вне зависимости от того, веришь ли ты в Христа, сына Божьего, или в Иисуса, святого, но смертного человека. Но такое животное, как человек, никогда не верило в любовь – в чистую любовь – и никогда не поверит. Человек извратил слово Христово предрассудками и предубеждениями, а его церкви это учение затуманили и запутали. И вот мы сейчас, в Сочельник, занимаемся здесь такими делами”.
Стюарт Коустон уже в десятый раз принялся набивать трубку. У Перро кончились сигары, и он курил сигареты Дугласа Мартенинга. Артур Лексингтон, который так же, как и премьер-министр, был некурящим, на некоторое время открыл было окно, но из-за сквозняка вскоре вновь захлопнул его. Клубы дыма спустились над овальным столом, и, подобно дыму, над ним повисло ощущение нереальности. То, что здесь происходило, казалось невозможным, не могло быть правдой. И все же, чувствовал Джеймс Хауден, реальность медленно входила в сознание присутствовавших, ими постепенно овладевала убежденность – точно так же, как она овладела им самим.
Лексингтон был с ним; для министра иностранных дел все произнесенное здесь было не внове. Коустон колебался. Адриан Несбитсон большей частью хранил молчание, но старик не в счет. Дуглас Мартенинг поначалу казался потрясенным, но в конце концов он государственный служащий и будет делать то, что ему скажут.
Оставался Люсьен Перро – оппозиция с его стороны ожидалась, но пока никак не проявилась. Председатель Тайного совета сказал:
– Возникнут некоторые конституционные проблемы, премьер-министр. – В его голосе звучали нотки неодобрения, но вполне умеренного, словно он возражал против каких-то процедурных нарушений.
– Тогда мы их уладим, – решительно заявил Хауден. – Я лично не могу предложить смириться с уничтожением только потому, что пути спасения закрыты сводом законов.