Валерия остановилась, словно прикованная к земле, и, шатаясь, оперлась на пьедестал статуи. О чем думал этот ужасный, ненавистный человек? О своем отце, убитом перспективой крещения сына, или о новых способах уничтожить, унизить людей, обреченных им на жертву?.. Вся напускная ее храбрость мгновенно исчезла. Говорить с Самуилом, унижаться перед ним ей было стыдно и страшно; нервная дрожь охватила ее, она повернулась, чтобы бежать прочь, но тонкий слух собаки уловил шелест шелкового платья, скользнувшего по каменному пьедесталу; она поднялась, прыгнула в сад и с бешеным лаем кинулась на молодую девушку, оцепеневшую от испуга. Самуил с удивлением поднял голову и позвал собаку; но так как она не услышала и лаяла, он сошел в сад и, увидев женщину, на которую собака продолжала кидаться, подбежал к ней, крикнув: — Прочь, Марс! — и схватил пса за ошейник.
С изумлением всматривался он в незнакомку, стоявшую неподвижно около статуи.
— Кто вы и как сюда попали? — спросил он.
Не получая ответа, он пожал плечами.
— Вы немая? Что вам здесь надо?
— Вас,— отвечала Валерия, выступая вперед и сбрасывая с головы кружевную косынку.
Ею снова овладела та отчаянная решимость, которая привела ее сюда. Узнав Валерию, Самуил отступил назад, как громом пораженный.
— Вы здесь, графиня, и в такую пору? О, я чувствую, что не мир принесли вы мне.
— Вы ошибаетесь, господин Мейер, я именно пришла предложить вам мир, если вы желаете его принять,— отвечала Валерия тихим голосом.— Умоляю вас, дайте отцу отсрочку, чтобы он имел возможность уплатить долг, и я всю жизнь буду благодарна вам. Я пришла умолять вас об этом! — И она с мольбой протянула к нему руки. ,
— Самуил не сводил взгляда с прелестного лица, которое от волнения стало еще краше; но при ее последних словах, он нахмурился.
— Я вижу, графиня,— сказал он глухим, но спокойным голосом,— что ваш отец все сказал вам, значит вам известно, что в ваших руках — спасение вашей семьи.
— Но какой ценой? То, что вы требуете,— невозможно.
Молодой человек горько улыбнулся.
— Что делать! Счастья всегда трудно добиваться! А вы думаете, что я меньшей ценой приобретаю ту, которую безумно люблю?
— Ах, пожертвовать золотом или продать свою душу, разве можно сравнить одно с другим? — прервала его Валерия.— Вы ни во что ставите унижение и душевную муку целой жизни, вы, который рискует только
деньгами. Конечно, для человека вашей расы эта жертва самая тяжелая, и я удивляюсь, что вы настолько уклонились от обычного пути и полюбили разорившуюся христианку,— заключила она презрительно.