Перестань, лениво возразила она себе — вино уже оказало свое действие, — ничего у тебя с ним не получится. Мы вращаемся в разных кругах, наши жизни не соприкасаются. Он из другого мира. Покинув эту хижину, ты больше никогда его не увидишь.
А вдруг снегопад и правда прекратится и через двадцать четыре часа она сможет улететь отсюда на вертолете? А может, доберется на лыжах до ближайшего городка, ведь лодыжка почти не дает о себе знать.
— Парикмахер тоже причесывает меня, — сказала Джинджер. Глаза у нее сверкали от вина и эротических мыслей, неожиданно пришедших в голову. — Но из этого не следует, что ему нравятся мои волосы или он находит меня привлекательной.
Ее реплика осталась без ответа, ибо Мэтт вдруг замер, не донеся вилки до рта. Даже не глядя на него, она поняла: что-то в атмосфере изменилось. Словно между ними вдруг прошел электрический разряд. Она чувствовала это каждой клеточкой кожи. Интересно, а он чувствует?
— Ризотто просто отменное. Где ты научился так готовить? Бегал на курсы поваров между лекциями по экономике и праву?
— Говорят, нужда заставит, — пробормотал Мэтт. — Ты не согласна?
— Совершенно согласна. — Она метнула в его сторону взгляд из-под ресниц, чтобы убедиться, что он тоже на нее смотрит. Потом быстрым движением стянула с головы резинку и потрясла головой. Огненно-рыжие волосы разметались по плечам. — Я так объелась, что в меня больше ни крошки не влезет, — вздохнула она. Как ни странно, она не лгала. Она съела гораздо больше, чем обычно. — Не понимаю, что случилось с моим аппетитом. С тех пор как я здесь, я постоянно обжираюсь как слон. С чего бы это? Бревна не таскаю, марафонские дистанции не бегаю. — Джинджер осушила бокал и почувствовала, как по ее жилам побежал чистый адреналин. Она налила себе еще вина. — Вернусь домой толстой как корова. Придется полгода не вылезать из спортзала, чтобы вернуть форму. — Она обхватила свою якобы потолстевшую талию.
Она заметила: Мэтт положил нож и вилку и, закинув руки за голову, внимательно следит за ней.
— У меня идея! — Кровь прилила у нее к щекам. Джинджер поняла: никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой живой, такой настоящей. Жизнь прекрасна и удивительна! — Тебе не интересно, что я придумала? — спросила она.
— По-моему, тебе не стоит больше пить.
— Какой скучный ответ! — воскликнула Джинджер.
— Наверное, я вообще очень скучный тип.
Оба понимали, что говорят совсем не то, что думают. Его можно назвать каким угодно — надменным, неприступным, сдержанным, но в то же время остроумным, сообразительным… Каким угодно, только не скучным.