— И я люблю тебя, — ответил резко он, — и поэтому хочу, чтобы ты поскорее отсюда убралась!
Конни схватилась пальцами за край окна и подтянулась на цыпочках. Теперь она могла видеть его всего.
— Послушай, идиот! Ты заставил меня влюбиться в тебя, когда я была совершенно убеждена, что только один человек что-то значит для меня в этом мире. И ты клялся мне, что не хочешь ввязываться в эту историю, а сам такою ценой вызволил моего отца! Ты дал им посадить себя, как шелудивого пса, на цепь!
— Если ты пришла сюда, чтобы оскорблять меня, лучше побереги слова!
— Я пришла сюда, чтобы выручить тебя из беды! Если ты не возражаешь, то я скажу тебе со всей откровенностью: весь твой вид кричит о помощи, что бы ты ни говорил!
Она была ему нужна. Она и только она. Она изменила всю его прежнюю, никчемную жизнь. И что он только желал сейчас, так это видеть ее рядом с собою всегда.
— Поль здесь? — спросил он хриплым голосом.
— Возможно, я и храбрая, как ты говорил, но не такая дура, чтобы прийти сюда одна. Папа с рацией сидит у дороги на случай, если возвратятся мятежники, а у Поля при себе небольшой личный арсенал вооружения, которым смог бы гордиться даже Рэмбо.
— Он дал тебе хотя бы пистолет? Передай мне его!
Конни пропустила просьбу Ника мимо ушей. Поль дал ей гранату, приказав выдернуть чеку и швырнуть ее только тогда, когда кто-нибудь приблизится к ней ближе двадцати футов, в противном случае граната была бы бесполезна. Эта граната не убивала, она лишь парализовывала на время, производя ослепляюще-оглушающий эффект. Это означало, что Конни придется подпустить к себе вооруженных людей на двадцать футов. Она надеялась, что ей хватит мужества выждать и в нужный момент выдернуть чеку.
Кассета с записью песен Боба Марли, видимо, кончилась. Мятежники, должно быть, искали, что бы еще поставить.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Конни с тревогой в голосе.
— Я все это время думал о тебе.
— Ты, наверное, выходишь из себя от злости на меня?
— Я выхожу из себя от любви к тебе!
Он вздохнул и провел ладонью по волосам.
— Так или иначе, твое появление не удивляет меня, Конни. Я с самого первого дня подозревал, что ты способна отколоть что-нибудь подобное. Ради отца. Но я рассчитывал, что Полю удастся засадить тебя в самолет.
— Ник, я никогда не просила тебя делать то, что ты сделал.
Ник потянул цепь, но он не мог приблизиться к окну настолько, чтобы суметь вытереть ее слезы.
— Конни, не плачь! Вспомни, обувной крем на лице!
Она рассмеялась:
— Я уверена, что после этого крема мое лицо покроется прыщами.