Клацнули затворы винтовок. Внутри у него похолодело.
— Не ходи к ним, — тихо попросила Конни.
Ник медленно поставил на землю одну ногу, потом еще медленнее другую.
— Я поговорю с ними.
Один из солдат, окруживших джип, что-то крикнул, и те трое двинулись к джипу быстрее.
— Что он сказал? — забеспокоилась Конни.
— Он тоже тебе посоветовал оставаться в джипе, — пошутил Ник.
— Ник!
— Не волнуйся! Не подавай вида, что тебе страшно, и не открывай рта. Хорошо?
— Нехорошо, — ее блузка насквозь была пропитана потом, руки дрожали, но она этого не замечала. Ее волновало то, что Ника рядом с ней больше не было.
Она видела такие же невыразительные лица и раньше. Эти люди знали только то дело, ради которого они готовы были уничтожить все человечество.
— Ник!
Он сверкнул ей беззаботной улыбкой и повернулся к солдатам.
— Я понял, ребята, что никто из вас не говорит по-английски, не так ли? Пока что я не услышал от вас ни одного английского слова.
Повернувшись к Конни, он добавил:
— Следовательно, мы можем свободно разговаривать, дорогая, не опасаясь быть понятыми. До тех пор, разумеется, пока разговаривать мы будем спокойными голосами.
Конни страшно захотелось почувствовать твердую почву под ногами и свою руку в его руке.
— Ты всегда просил меня не делать без тебя и шагу. Так вот: ты от меня не отделаешься и сейчас, Этуэлл! Ты понял?
Она одарила троих людей, появившихся последними, деревянной улыбкой и попыталась тоже вылезти из джипа. Ник пододвинулся к дверце и попытался преградить ей путь, прежде чем она натворит глупостей. Это ему удалось.
Он вежливо заговорил с солдатами на лампурском диалекте. Он врал, ловко уводил разговор в сторону от выяснения их личностей, пытался расположить их к себе и при этом еще успевал переводить Конни суть их беседы:
— Они спрашивают, есть ли у нас паспорта. Я ответил, нет. Мы муж и жена? Пока нет. По какому праву мы находимся здесь? Мы ищем какой-нибудь бар в этом районе.
Один из солдат выругался.
— Обрати внимание, — заметил Ник, — они сами нервничают. Я делаю вывод, что вчерашний налет мятежников оказался для правительственных войск очень болезненным.
— Ты думаешь, мятежники могут быть где-то рядом? — забеспокоилась Конни. — Тогда и отец может быть рядом!
— А кто ваш отец? — вдруг спросил по-английски лысеющий мужчина.
Сердце Конни ушло в пятки. Ник отбросил за ненадобностью свою беззаботность, выпрямился во весь рост и скрестил руки на груди.
— Вы, оказывается, говорите по-английски?
— Какая же я дура, прости, Ник, — застонала Конни.
Голос лысого был неприятно пронзителен. От этого голоса по телу Конни бегали мурашки страха.