Второй выстрел успокоил «железнодорожника» окончательно. Бородач тем временем ринулся к двери в туалет.
Виталика занесли в купе, и Атос сразу же скинул один из рюкзаков с верхней полки. Коля заведовал и аптечкой. Он всем заведовал. Виталик отстраненно наблюдал за действиями товарища, все еще не веря в происходящее. Это был мертвый человек. Его укусил мертвый человек! Так ведь не бывает. Такого не может быть! Он скосил глаза на кровоточащую рану. Останется шрам, как пить дать останется шрам. Что он скажет Вере?
– Терпи, Виталик, – сдавленно бормотал над ухом бледный Сева.
– Хлопчики, топор есть? – заглянул в купе Петрович. – Возьмите, если есть. Как там парнишка ваш?
– Живой, но плохо, – ответил Атос. Каждое его движение казалось Виталику тщательно выверенным, единственно верным.
– Туалеты заперли, там в одном было окно открыто, – зачем-то сказал охотник.
Виталик вдруг страшно захотел домой. Пусть Вера ругается сколько угодно, пусть пилит его. Он же так ее любит. Ее и Ирочку. Особенно Ирочку. И Веру. Любит. Точно. А все остальное лишь сон. Этого ведь не может быть, чтобы мертвый человек кусался, так ведь? В детстве ему ведь и не такие кошмары снились. Ему просто надо проснуться. Проснуться и сказать Вере, что он ее любит.
А потом обнять Ирочку.
– Терпи, – сказал Атос. Что терпеть? Зачем терпеть?
Руку как обожгло пламенем – Коля выплеснул на нее походный спирт.
– Терпи, – повторил он.
Мир хрипел, бубнил, кружился вокруг Виталика, и сквозь звенящий хаос еле проскальзывали голоса друзей.
– Господи, сколько же их, – послышался завороженный голос Стаса. Виталик, словно взбодренный этим, попытался встать, но его тут же прижал к койке Атос:
– Лежи!
– Я… не могу. Сесть! Дай сесть! – принялся вырываться Виталик, и Коля неожиданно уступил.
В руке горячими ударами пульсировала боль. Он измученно привалился к стенке и выглянул в окно. Атос сосредоточенно делал перевязку, а Виталик не мог оторвать взгляда от переминающихся у поезда окровавленных людей. Ему даже показалось, что он видит уже знакомых ему милиционеров. Глядя в пустые, искаженные смертью лица мертвецов, Виталик почувствовал, как его накрыло отчаяние.
– Черт возьми, что это?! – спросил он.
Ему не ответили. Как сквозь дымку он слышал утробный вой с улицы, далекие одинокие крики то ли живых, то ли уже мертвых людей.
В коридоре послышалась возня и сдавленная ругань.
– Пошел в купе! – рявкнул Петрович. – И не высовывайся оттуда, бандюга.
– Нам надо в шестой вагон, – упрямо и значительно тише просипел голос знакомого «зэка».
– В купе, баран! – поддержал охотника один из его товарищей.