Заметив мое настроение, Пархоменко неожиданно подмигивает:
– Не журись, хлопец. Мы тебе благодарность напишем. Официальную.
– Обещаете?
– Клянусь Карлом Марксом. Значицца, так: дуешь на Советскую улицу – это рядом, налево за углом, находишь там дом номер шесть. У телефонной будки тебя ждет младший лейтенант Кобяков, участковый. Он объяснит, в чем дело. Понял?
– Так точно.
– Тогда – первый пошел! – и капитан указывает на дверь.
Если бы в тот момент он знал, чем все обернется, думаю, мы смогли бы совладать с умрунами. Подтянули бы весь личный состав РОВД, пожарных, резервистов по линии военкомата. Залили бы подпол в доме старухи Терентихи бетоном, завалили бы щебнем.
Но для этого нужно было поверить в то, что на земле может существовать невозможное. Снежный человек. НЛО. Колдуны. Атлантида. И умруны.
…Советская улица умыта ласковым майским солнцем. На тротуарах – ни души. Желтые двухэтажные дома, ветерок лениво шевелит вывешенные по случаю праздника флаги. По проезжей части катится голубой воздушный шарик. С площади доносится усиленный репродукторами бодрый голос: «Да здравствует советский народ, строитель коммунизма! Ура!», и многоголосица демонстрантов в ответ: «Ур-р-ра!!»
Кобяков оказывается пожилым, полноватым человеком с седой щеточкой усов под багровым мясистым носом.
– Через хлебзавод, что ли, шел? – раздраженно приветствует он меня. Понять младшего лейтенанта можно – сегодня праздничный день, а ему приходится вместо отдыха исполнять служебные обязанности.
– Какой завод! Я из Казани. Командированный, – отвечаю в тон, чтобы понял – я тут тоже не трясусь от энтузиазма, мне местные проблемы вообще до лампочки.
– Во как, – крутит головой Кобяков. – Ладно, пошли.
– А что случилось-то?
– Да понимаешь, сержант, бабка Терентиха – она у меня на заметке, самогонкой приторговывает – пришла ни свет ни заря, говорит: «Умруны у меня в подполе!». Я зашел, а там… – Он делает паузу и почти шепотом заканчивает: – скребется кто-то. И крышку трясет. Изнутри, понимаешь? Я сундук надвинул сверху и айда в отделение звонить.
– Что за умруны такие?
– Хрен его знает. Это бабка так говорит. – Кобяков замолкает, достает «беломорину» и с чувством добавляет: – Дура!
Заворачиваем во двор. Высокие тополя качают ветвями-саблями с едва проклюнувшимися листочками. Пахнет стираным бельем, оттаявшей землей и борщом. Наверняка сейчас за окнами кухонь хозяйки варят, парят, жарят, готовя праздничные обеды. Эх, и угораздило же меня с этой командировкой…
Терентиха, щупленькая старушка в вытертой бархатной безрукавке и цветастом платке, сидит на скамейке у подъезда, сложив на крупных коленках морщинистые руки.