– Та чим же так зачепило?
Микитыч удивленно повернулся к Витьку и вдруг охнул тихо. Парень смотрел на него глазами, горящими ненавистью. Ничего человеческого не было в этом взгляде, а светилось в нем простое и ясное желание убить.
Старик попытался было подняться на ноги, но тут обнаружилось, что рука мертвого Кругалева крепко держит его за отворот плаща. Микитыч закричал, рванулся, пытаясь сбросить плащ, и упал. Подвела сторожа давняя армейская привычка застегиваться на все пуговицы. Спасения не было. Мертвец открыл глаза и, оскалив клыки, потянул слабеющего старика к себе…
На центральной (и единственной) площади Неглинева, прямо напротив двухэтажного белокаменного сельсовета, стоит и другое здание, отвечающее ему размером и белизной. Это столовая. Совсем недавно она была отремонтирована, заново отделана внутри, так что все проезжие шофера, уплетая суточные щи, теперь невольно дивились роскошному оформлению зала.
В тот вечер, однако, суточных щей не было, крахмальные скатерти покрывали столы, и роскошь, царящая на столах, затмила даже искусство неглиневских маляров. Опытный человек по одному только многолюдному оживлению в зале или хотя бы по деду Енукееву, курившему на крыльце в белой рубашке и галстуке, мог сразу понять, что столовая закрыта на спецобслуживание, кое-где по старинке еще называемое свадьбой.
Рядом с Енукеевым стояла его родная внучка Светлана. На деда она не глядела и не разговаривала с ним – сердилась за сегодняшнее. Раз в жизни доверила старому дурню откупорить бутылку шампанского! Один раз! Сегодня в сельсовете на регистрации. Так умудрился ей – свидетельнице! – залить все платье. Вместо того, чтобы кататься с женихом, невестой и свидетелем Вовкой Переходько на братана его машине, пришлось бежать домой, платье сбрасывать испорченное, а подшивать да наглаживать старое – еще школьное.
Теперь вот стой здесь, гадай, куда этих молодых черт понес. На дворе темно, гости сомлели ждать, повара столовские ругаются, а их все нет и нет. Конечно, если бы Светлана поехала с ними, она бы такого безобразия не допустила.
На крыльце появилась взмокшая от беспокойства мать невесты.
– Ну? – только и смогла вымолвить.
– Не, теть Валь, – пожала плечами Светлана, – не видать.
– Должно, на пасеку поехали, – сказал, пуская дым, дед Енукеев.
На него Светлана не взглянула, а теть Валь сказала со значением:
– Вот я покажу пасеку! За дождями распутица такая – того и гляди застрянешь, нет, ей вожжа под хвост – кататься!
– Ты, Валентина, не собачься, – дед добродушно заулыбался, – кончилась твоя над Веркой власть. Отрезанный она ломоть!