Но ее не покидала надежда, что кто-нибудь найдет ее послание. Может, ракета приземлилась где-нибудь в глухом лесу? Может, она повисла на какой-нибудь ветке? Или упала в озеро?
Элизабет взглянула на наручники. Она-то, глупая, тешила себя надеждой, что больше никогда не увидит их после той ночи, когда у нее был приступ мигрени. В конце концов, разве она плохо играла Роль послушной, удачно депрограммированной девочки? И разве они не ладили между собой? На первый взгляд их жизнь была абсолютно спокойной. Калеб даже хвалил ее стряпню.
У них вошло в обычай каждое утро перед завтраком бегать трусцой. Это было самое хорошее время, потому что в занятиях спортом все ясно и не приходится притворяться. Сначала они делали разминку у крыльца, а потом бегали рядышком по извилистым тропинкам в лесу. В эти чудесные минуты Элизабет чувствовала себя его гостьей.
Элизабет вновь посмотрела на наручники, затем Калебу в глаза. Ей хотелось, чтобы выражение ее лица оставалось спокойным, хотя она чувствовала, что покрывается холодным потом. Элизабет надеялась, что не слишком побледнела. Как она ненавидела эту свою проклятую беспомощность!
Калеб перевел взгляд на окно.
— Мне надо съездить за провизией. У нас осталось мало продуктов.
— Это я заметила.
У них было молоко, яйца, хлеб и другие основные продукты, которые подвозили сюда дважды в неделю, но больше ничего.
— Ну, ладно. — Он указал на наручники. — Так, где же?
— А насколько ты уедешь?
Калеб запустил пятерню в свои густые светло-каштановые волосы. Он избегал взгляда Элизабет. Казалось, любой другой предмет в кухне интересует его больше.
— На пару часов. Может быть, меньше, если в магазине будет не много народу.
Два часа! Она чуть не застонала.
— Ну, тогда в солнечной комнате, если ты не возражаешь.
Калеб пожал плечами.
— Хорошо.
Элизабет стащила с себя рукавицы и пошла и за ним в комнату, куда лучи утреннего солнца проникали сквозь огромное, украшенное растениями окно-фонарь. Калеб подвел Элизабет металлической кровати с диванными валиками по краям. Она села и покорно протянула левую руку.
Когда он наклонился к ней, чтобы застегнуть наручник Элизабет ощутила тепло его тела и отчетливый мужской запах. Его лицо было всего в нескольких дюймах от ее лица, серые глаза опущены. Этот человек видел ее абсолютно голой. Эта мысль заставила Элизабет почувствовать себя еще более беспомощной и уязвимой.
Она посмотрела на загадочный шрам у него на шее и в сотый раз спросила себя, где он мог его получить. Рукава серого свитера были закатаны, и был виден кривой шрам алого цвета, идущий зигзагом по мускулистой руке.