Ей вспомнилась фотография десантника в боевом снаряжении, тот снимок, который Дэвид носил в своем бумажнике. Она представила себе Калеба — раненого, истекающего кровью — в каком-нибудь отдаленном, терзаемом войной уголке земного шара. К ее удивлению, это не доставило ей радости.
Сейчас они были ближе друг другу, чем бывали обычно, точнее, ближе, чем позволяли себе с того самого утра, когда Элизабет проснулась в его объятиях.
Калеб еще спал, его широкая грудь мерно вздымалась и опускалась. Теплое дыхание шевелило ей волосы на затылке и щекотало шею. Он вздохнул и крепче прижал ее к себе, и она почувствовала все его тело.
Элизабет закусила губу и замерла в страхе, что Калеб сейчас проснется. Он положил свою широкую ладонь ей на живот и закинул на нее свою ногу, словно стремясь удержать ее. Между ними не ничего не было, кроме его трусов и ее шелковой ночной рубашки. Она ощутила пульсацию внизу живота, что-то огромное и горячее уперлось ей в ягодицы. Да, у больших мужчин все большое.
Его рука медленно поползла вверх, и сквозь тонкую ткань Элизабет чувствовала его твердую мозолистую руку, которая поднималась все выше…
Его рука легла ей под грудь, и Элизабет затаила дыхание. Она закрыла глаза и попыталась убедить себя, что не хочет, чтобы рука Калеба продвигалась дальше. Ее соски превратились в тугие комочки, готовые прорвать ткань рубашки. Наконец она прерывисто вздохнула и вздрогнула в предчувствии того, как он коснется кончиков ее грудей… Его рука задвигалась…
И внезапно остановилась. Элизабет почувствовала, как тело Калеба напряглось и в течение нескольких секунд его сердце буквально колотилось ей в спину. Затем он резко перевернулся на другой бок и сел на кровати. Она вздрогнула еще сильнее. Его тепло, его жизненная сила одновременно и пугали, и привлекали ее. Элизабет даже не стала притворяться, будто спит, понимая, что ее волнение было слишком заметным. Она услышала негромкое ругательство… и испытала чувство леденящей пустоты при звуке закрывшейся двери.
После этого несколько дней Элизабет вела себя очень осторожно и старалась не перечить ему, гадая, нервничает ли он так же, как она.
Калеб выпрямился и отошел от нее, как только прицепил наручник к одному из медных прутьев на спинке кровати.
— Тебе что-нибудь понадобится до моего прихода? — спросил он.
— Принеси почитать. Что угодно, кроме «Солдата Фортуны».
Калеб улыбнулся, хотя улыбка вышла кривая, и через несколько минут вернулся со стопкой журналов «Вог». Прежде чем Элизабет успела что-либо сказать, он бросил на нее примирительный взгляд и произнес: