В голосе Уилкинсона послышались нотки высокомерия, к какому люди его профессии прибегают, когда не хватает аргументов.
— Полагаю, что в Сити очень хорошо разбираются в рекламном бизнесе. Побольше осмотрительности и поменьше досужих предположений — это не принесет ничего, кроме пользы.
— Чепуха.
Саймон в сердцах бросил трубку, стряхнув сигарный пепел на брюки. Поднялся и поглядел из окна на площадь, тускло-золотистую в лучах заходящего солнца, просвечивающего в желтеющей листве деревьев. Он попытался вспомнить, как выглядит площадь весной и летом, и понял, что никогда не обращал на это внимания. Он давно уже не смотрел в окна. Теперь он видел только людей в офисах, своем и чужих, — нянчился со служащими, умасливал клиентов, терпел уилкинсонов, финансовых журналистов и заседания исполнительного комитета. Неудивительно, что Кэролайн всех их терпеть не могла. У нее, по крайней мере, была одна радость — тратить деньги.
С тех пор, как стало очевидно, что этот брак был ошибкой, ему удавалось не загружать голову мыслями о супружестве. Превратившись из секретарши в супругу богача, Кэролайн изменилась, а может быть, за ухоженной и нарядной внешностью всегда скрывалась мегера. Ладно, теперь все позади, с алиментами улажено, и он снова, как метко заметил Эрнест, беспечный холостяк.
Саймон вышел из кабинета и докурил сигару в гостиной. Он как-то слышал, что запах хорошей «гаваны» в пустом доме может добавить несколько тысяч к его цене.
Реклама, действующая на подсознание. Он бросил дымящийся окурок в камин и вернулся на кухню.
Отыскал бутылку «Петрю» и, бережно поставив на стол, с удовольствием принялся старательно открывать — очистил от фольги и медленно, аккуратно вытащил длинную пробку. Что за вино! Тысяча фунтов за ящик, если еще повезет достать. Вот кем бы стать — владельцем большого виноградника. Ни тебе представлений клиентам, ни идиотов из Сити, ни бесконечных совещаний — всего лишь несколько акров галечника и глины и в конце каждого года напиток богов. Подняв бутылку против света, он стал переливать густое душистое вино в графин, пока в горлышке бутылки не появились первые следы осадка. Даже на расстоянии вытянутой руки до него доносился сильный сладковатый аромат.
Только поставил графин на стол, как послышался стук двери и несильный тенор Эрнеста, распевавшего песенку о пикнике плюшевых медвежат. Саймон улыбнулся. Развод явно устраивал Эрнеста; он заметно повеселел с тех пор, как Кэролайн покинула дом.
— Ну и ну! — воскликнул Эрнест, ставя сумку с покупками. — Продуктовые секции у «Хэрродса» теперь совсем не те. Зоопарк. Толстозадые личности в кроссовках и тренировочных костюмах. Английской речи почти не слыхать. Бедняги за прилавками сбились с ног. Спрашивается, куда девались любезность и неторопливость? Ничего, я успел ухватить кое-что для скромной деревенской трапезы.