Его величество сделал знак начинать, но мало кто слушал оперу в тот день со вниманием, большинство так украдкой и разглядывало незнакомку, перешептываясь: «Д’Этиоль…». Сам король тоже схитрил, он поднес лорнет к глазам, словно разглядывая сцену, а сам в это время скосил взгляд на Жанну, та, почувствовав этот взгляд, в свою очередь скосила глаза на Людовика и получила от него лукавое подмигивание. Они снова играли в тайну, которая, правда, теперь была у всех на виду.
Губы любовницы дрогнули в легкой улыбке. Немного позже ей принесли совершенно озорную записочку без подписи и написанную, видно, загодя, но ее содержание заставило мадам д’Этиоль полыхнуть во всю щеку, хорошо, что зал уже погрузился в полумрак и мало кто заметил. Записка гласила: «Родинка ниже поясницы прелестна… и еще ниже тоже…».
Она снова осторожно перевела взгляд на короля, тот чуть улыбнулся совершенно невпопад идущему на сцене действию.
Немного погодя двор окончательно сошел с ума, потому что прошел слух, что король пригласил отужинать мадам д’Этиоль в узком кругу с госпожой де Бельфон и господином Люксамбуром, своими друзьями еще со времен мадам де Шатору. Ужинали в таком прелестном обществе два вечера подряд, и участникам избранного общества пришлось просто прятаться в своих комнатах, чтобы не быть растерзанными любопытными придворными.
Не удалось, и уже с утра бедная мадам де Бельфон выдержала атаки нескольких дам с требованием подробнейшим образом рассказать, что это еще за каприз у его величества! Прекрасно понимая, какого рода отзывов от нее ждут, и сознавая, что хорошим не поверят, мадам была просто в растерянности. Она пыталась вяло отнекиваться, мол, чувствовала себя не слишком хорошо… мало что запомнила…
Но после второго ужина отвертеться уже не удалось, пришлось объяснять, что за взрывы смеха доносились из малой столовой, где изволил ужинать король со своей любовницей. Госпоже де Бельфон пришлось признать, что собравшиеся от души смеялись над забавными рассказами королевской любовницы.
– Смеялись? Какого же рода были эти рассказы? Небось, что-то из происшествий на конюшне?
– Или на кухне между кухарками? Говорят, она сама умеет готовить какой-то суп?
Оставалось только поражаться осведомленности дам, потому что слова о супе были вскользь произнесены Жанной совсем не во время ужина, а почти наедине с королем. Очевидно, в Версале и стены имели уши…
– О, а что у нее за речь? Небось тоже все просто, без затей? Просто, грубо, тем и привлекательно для короля, которому надоели утонченные речи двора?