Назначить Костю сразу командиром не решились — за два года лагерной жизни он порядком деквалифицировался. Да и свободной вакансии в тот момент не было. Однако ему нашли должность, почти равноценную той, что занимал он до суда — помощником командира на «катюшу».
Эта лодка — «К-3» — находилась на заводе и должна была по мере готовности выйти в Полярное, чтобы пополнить дивизион Магомеда Гаджиева. Командовал лодкой Кузьма Иванович Малофеев — мой давний приятель, однокашник по училищу и командирским классам. Бывалый подводник, он долго служил на Балтике, плавая на «щуке», участвовал там в войне с Финляндией. Но на Севере был новичком. Бывать в Полярном ему не приходилось. Поэтому, когда наконец «К-3» покинула завод и направилась к нам, меня послали встретить ее и принять на себя лоцманские функции.
На малом охотнике я вышел навстречу «катюше», взяв с собой Шуйского. В районе Териберки мы перешли на борт «К-3». Прямо на мостике я представил Малофееву и военкому Гранову нового помощника командира. И тут же Шуйский приступил к исполнению своих обязанностей.
Когда мы подходили к пирсу в Полярном, донельзя счастливый Шуйский уверенно и увлеченно распоряжался на мостике, словно старый, прослуживший не один год на этой лодке старпом.
Глядя на него, я думал: вот случай, когда тоже вполне уместно сказать: «Нашего полку прибыло». Действительно, наша дружная бригадная семья пополнилась умелым командиром и хорошим человеком.
* * *
После ноябрьских праздников и наш дивизион достиг полного состава. Вернулись из временного подчинения Беломорской флотилии «Щ-403» и «Щ-404». Как мы и предполагали, пребывание этих лодок в Белом море не ознаменовалось какими-либо результатами. А нам теперь будет куда легче. Не придется ломать голову: кого же посылать в море взамен лодок, ремонтирующихся после походов или получивших повреждения на стапелях во время воздушных налетов. Одним словом — теперь повоюем!
Сегодня — 5 декабря, День Конституции. Праздник везде есть праздник, даже под водой. И кок наш расстарался, сделав все возможное и невозможное, чтобы из консервно-крупяного рациона получился достойный события обед.
Мы сидим в тесной кают-компании за узким столом. Боевая норма — сто граммов — разлита по стопкам. В торжественной тишине поднимается с места старший политрук Гусаров и провозглашает тост за Москву, под которой сейчас напряженное затишье, за Родину и — из песни слова не выкинешь — за Сталина. Мы стоя аплодируем. А когда хлопки стихают, механик Челюбеев добавляет:
— И за нашу «старушку», чтобы рос ее боевой счет…