Он только хотел еще успеть подставить лицо под лучи рефлектора, а то вечернее солнце давало не слишком хороший загар.
На террасу вышла Карлотта, и Фредди сразу забыл о солнце. Она всегда приносила с собой массу новостей — кто напился, кто кого оскорбил, кто кого соблазнил, у кого устроили дикую оргию, а у кого вечеринка прошла вполне пристойно — все важнейшие новости о кинофестивале. Он привстал и изменил наклон спинки своего шезлонга так, чтобы солнце не слепило глаза. Но это был просто предлог. Он просто захотел встать, но чтобы при этом Мередит не подумал, будто он встал поприветствовать Карлотту — ведь он встал вовсе не для этого. Фредди встал, скорее, для собственной практики: он знал, как о нем отзывались — что он мужчина с изысканнейшими манерами.
Но Карлотта не села и не стала рассказывать о забавных происшествиях в Венеции. Она просто объявила, что звонит Джослин с вокзала.
— Я пойду поговорю с ней, — сказал Мередит и ушел в комнату.
— Расскажите мне о Венеции, — попросил Фредди Карлотту. Она выглядела расстроенной. Чем? — О самых-самых незабываемо-скандальных событиях.
— Ох, да все там как обычно.
— Уже интересно.
— О, простите, — сказала она. — Я думаю о своем.
— Я так и подумал, — сказал он.
— Вообще-то, мне кажется, это столь же ваше дело, сколь и мое. Или почти.
— Ваши дела — мои дела.
— Не всегда, но сейчас, похоже, да.
— Ага, тогда дайте я отгадаю, — сказал он. — Джослин?
— Он вам рассказывал?
— Нет.
— Тогда как же вы…
— Как я догадался? Именно потому, что он мне ничего не сказал. Ни слова. И все же совершенно очевидно, что вы с ней знакомы.
— Почему это очевидно?
— Ну, вы назвали ее просто по имени. Было бы странно, если бы вы так запросто называли журналистку, которую никогда не видели и которая вдруг появляется у вас в доме. И Мередит не сказал, что знаком с ней, так что вполне очевидно, что она не просто одна из его случайных знакомых.
— Да, так и есть.
— Давно это было?
— Еще до нашего брака. Двенадцать… Нет, уже тринадцать лет назад.
— Но он вам сам о ней рассказал. Или вы просто это «узнали»?
— Нет, он мне сам рассказал.
— Тогда вам не о чем беспокоиться, я думаю. А вот я беспокоюсь, О господи!
— Вы?
— Да, если вам не о чем, то мне есть о чем!
— Если мне не о чем — что?
— Если вам не о чем беспокоиться… Разумеется, Мередиту она уже неинтересна. Он вам про нее рассказал. Но ведь и она это тоже поймет, не так ли? И ей это может не понравиться. А это плохо для интервью. Вам так не кажется?
— Пожалуй, да, — сказала она.
— Да это ясно, как божий день. У меня будут неприятности, — сказал он, скорчив страдальческую мину.