— Да, пожалуй, — согласилась она с благодарностью.
Они танцевали вальсы, фокстроты, танго, даже чарльстон. Она с удовольствием отметила, как он непринужденно и мастерски танцует. Это было ее первое наблюдение. Но очень скоро они затеяли своего рода состязание друг с другом и стали танцевать более чувственно и экстравагантно, приблизившись вплотную друг к другу. Ни он, ни она не хотели возвращаться к скучному сидению во главе стола и отвечать на по?правления, знакомиться с новыми людьми и выслушивать их благодарности. Но что еще важнее, ни он, ни она не хотели показывать свою усталость. Они были слишком элегантны, слишком совершенны, слишком воздушны, чтобы даже допустить мысль о своей предрасположенности к подобному проявлению бренности существования. С ним было так приятно танцевать и так приятно было осознавать, что на него устремлены глаза всех присутствующих в зале — и не только в этом зале, но и в гостиных и спальнях по всей стране: все незримо смотрели сквозь жерло этого ужасного приспособления, которое телеоператоры все время направляли на них.
Но и это еще не все. Больше, чем просто удовольствие от его умения танцевать, и больше, чем восхищение его выносливостью, и, возможно, вырастая из того и другого, было еще мощное чувство физической близости к его телу, которое заставляло ее трепетать. И ничего восхитительнее, удивительнее, чудеснее этого ощущения она не могла представить. Они танцевали медленный танец, и он прижимал ее к себе, они танцевали быстрый танец, и она кожей ощущала его мимолетные, скользящие прикосновения — и горела, горела…
— Вы восхитительный мужчина, — сказала она между танцами. И потом сама, едва сознавая, что говорит, добавила: — Долго нам еще надо оставаться здесь?
— Пойдемте сейчас, — предложил он.
— Но уже начали накрывать к ужину…
— Вы голодны? — спросил он.
— Нет, — ответила она. Во всяком случае, ужинать она не хотела.
Они быстро покинули зал, даже не удосужившись попрощаться с кем-нибудь. Она чувствовала себя как Золушка, убегающая с бала, но на этот раз принц был с ней. Они сели в лимузин и поехали в апартаменты Мелиссы в «Хэмпшир хаус».
Колетта и Морис, конечно, ее ждали. Колетта всегда подавала госпоже чай с тостами перед сном. Морис открыл дверь и принял у Мелиссы пелерину.
— Шампанское, — приказала она и затем добавила сладким голосом, — а потом вы можете быть свободны.
— Oui, mademoiselle[15].
— Bon soir, mademoiselle[16], — сказала Колетта.
— Bonne nuit[17], — ответила ей Мелисса. — На сегодня вы свободны.
— Mais, mademoiselle…