Собственно, пришел он сюда совсем не чай пить не получать эстетическое удовольствие от неторопливой беседы на изысканно правильном русском языке с попутной демонстраций застекленных гравюр и фотографий вековой давности. Владимир, в сущности, принес трагическую весть о пропаже Светланы, но сразу сказать не решился, а теперь уже язык как-то не поворачивался. И он счел пока за лучшее промолчать, не разбивать сердце воинственной старушки, а попытаться побольше выведать у нее самой о Светлане. О ее пристрастиях, подругах, друзьях, может быть, даже и любовниках — у людей искусства ведь даже тайные связи чаще всего носят публичный характер.
Для тетки эта тема была не то чтобы интересной, но отчасти знакомой, и она легко назвала Поремскому несколько звучных фамилий, даже вспомнила адреса их, а потом вдруг с подозрительным интересом спросила: зачем это все ему? Ведь, насколько ее информировали из Москвы, со Светланой сейчас все в порядке? Или, может быть, у нее снова появились временные трудности и она нуждается в поддержке видных работников искусства? Ни о каких спонсорах тетушка не знала, а если знала, то не желала распространяться на эту скользкую тему.
Вот тут и пришлось сказать правду. А затем долго разыскивать в многочисленных сумочках с бесконечными кармашками пластинку с капсулками нитроглицерина, которая, естественно, лежала на самом видном месте — у зеркального трюмо.
— Но как же так?! — получила наконец тетушка возможность высказать свое крайнее возмущение нерадивостью московских сыщиков, за которых так деятельно ратовал сам генерал Гоголев.
И это пришлось долго объяснять. В общем, ради приобретения нескольких, вряд ли чем-то сумеющих помочь следствию, адресатов и время потеряно, да и с теткой теперь могли возникнуть новые проблемы. Это она сейчас храбрится, а когда останется одна?..
Поремский, видя, что ничем больше помочь не сможет, неловко раскланялся и покинул эту душную комнату, где его откровенно давило какое-то темное, почти мистическое ощущение назревающей беды, предотвратить которую он был не в силах.
Об этом своем ощущении он и рассказал позже Виктору Петровичу. А тот лишь пожал плечами и заметил, что подобная мистика преследует многих, кого судьба забрасывает в старые петербургские дома, насквозь пропитанные довольно-таки мрачной исторической атмосферой «города трех революций». И тени всякие мерещатся, и призраки преследуют, и вообще.
Наивный вопрос, что значит «вообще», вызвал у него усмешку и фразу, произнесенную наставительным тоном: