Короче, восторгу не было предела. Как и всему остальному, что немедленно и продиктовал этот неописуемый восторг, приведя в действие мощные взаимные пружины. Вмиг отпущенные на волю страсти достигли такого накала, что, превратись они хотя бы на короткое время в электрический ток, запросто вспыхнул бы праздничной иллюминацией небольшой провинциальный город.
Надо полагать, город озарил-таки своим светом окрестности. Потому что, придя в себя где-то в середине ночи, Владимир не без удивления обнаружил, что за окном — белый день. Ну, может, не совсем «белый», но что не ночь — абсолютно точно. А он и Дарья, раскрепощенные до изумления, на смятых, скомканных простынях — у всего мира как на ладони.
Да, таким вот образом и произошло его знакомство со знаменитыми петербургскими белыми ночами. И он наконец понял Пушкина с его «сижу, читаю без лампады», с его страстной любовью к театру, где тебя всегда ожидает подарок, наконец, к тем изумительным женским ногам, которых по всей России наберется, как утверждал великий поэт, не более трех пар. Нет, Дашка, конечно, не какая-нибудь там «онегинская» Истомина, она даже и не Светлана Волкова, слава богу, но... Ах, да ну какое же может быть теперь «но», если именно она и есть самое то, чего он хотел, что ему надо?! Надо, еще раз надо — и снова, и снова, и без конца! А ночи вовсе нет, как нет уже и дня. Дарья тоже, вероятно, окончательно утвердилась в этом мнении и постаралась выложиться полностью, на последнем дыхании и без остатка...
Но настал момент, когда долг взял-таки верх над неутолимой страстью. Оказалось, что ничего непристойного либо неуместного в таком логичном, по существу, переходе тоже нет. И жажда обладания восхитившей твое воображение женщиной — такая же в конечном счете естественная жизненная необходимость, как и суровая нужда трудиться, трудиться и трудиться.
— Ты обещала... — заметно усталым голосом начал Владимир.
— Я не забываю своих обещаний, — тем же тоном отозвалась Дарья. —Но не торопись. Я боюсь одного...
— Чего конкретно?
— Да вот что ты выслушаешь и умчишься. И все сразу оборвется, кончится...
— А если никуда не умчусь?
— Не надо ля-ля, дорогой. Еще как удерешь! Ты же сыщик, да? Тебя ноги кормят?
— Но бегать мне совсем не обязательно. Думать — это да, это обязательно.
— Мыслитель, значит. Спиноза... или как там? А послушай, — она погладила его влажной горячей ладонью по груди, — дыханье-то уже почти ровное. Тренировка? Или так всегда, когда про работу начинаешь задумываться?