— Ой... извини, пожалуйста... Уже в такси она сказала:
— А я никогда не была в ресторане. А как он называется?
— «Дежавю ля мер», — вспомнил я.
— «Дежавю ля мер»... — раз за разом завороженно, словно название волшебной страны из сказки, стала повторять она шепотом, вслушиваясь с блуждающей на губах легкой улыбкой, как тают в воздухе звуки ее голоса. — «Дежавю ля мер»...
А чуть позже призналась, что и в такси едет впервые в жизни.
* * *
— Виталий Константинович, отпустите меня дней на пять, — попросила помреж. — Мне бы к сестре на свадьбу съездить.
— А кто хлопать будет вместо вас? — полюбопытствовал я.
— Ну, я найду кого-то... Милена, душечка, давай ты подменишь меня. Ты же все равно пропадаешь на съемочной площадке с утра до вечера.
— Если можно... я с удовольствием... — сказала Милена. — У меня сейчас как раз каникулы...
Так, ясненько. Сговорились, и Милена как бы случайно оказалась рядом.
— Ты пропадаешь здесь? — строго спросил я.
— Пропадаю... Нет, не пропадаю! Не пропаду, — в тон мне ответила она. С чувством юмора у Милены все было в порядке.
Так она впервые начала работать перед камерой.
— Сто восемьдесят два, дубль первый!
И удар хлопушкой.
— Девятнадцать, дубль третий!
Первое время она делала это робко, скованно, словно ожидала — сейчас ее начнут ругать за какую-нибудь оплошность, потом стала иногда улыбаться кому-то за кадром (мне), произносить номера скороговоркой, а хлопать порой даже залихватски.
Одета она была обычно в свое единственное платье цвета бледной сирени с непонятными рисунками, напоминавшими не то китайские иероглифы, не то ассирийскую клинопись, порой на смену платью, когда оно, постиранное, сохло у меня на кухне на веревках, протянутых под потолком, приходили черные брючки и серая с малиновым кофточка.
Была у Милены еще клетчатая юбочка, но ее она надевала обычно только в школу. Больше нарядов у нее не имелось, разве что домашний халатик и спортивный костюм. И все.
* * *
Это было наше с ней любимое положение — сидеть, глядя в разные стороны, опершись спинами друг о друга.
Мы находились на пустынном пляже и поочередно пили индийский чай из китайского термоса с цыганскими аляповатыми цветами на боках, передавая металлический обжигающий стаканчик, когда Милена сказала:
— Я хочу от тебя ребенка.
Комизм ситуации заключался даже не в том, что она была школьницей. Девчонка просто жила в моей однокомнатной квартире на правах неизвестно кого, приятельницы, очевидно. Потерявшийся щенок по имени Милена с обрывком веревки на шее. Поперхнулся ли я? Сказал ли я «Чего-о?»