Садясь в мою машину, мы разом запрокинули головы и после беглой ревизии тучам (а они, разбойницы, явно затевали мокрое дело) возвестили хором «Кажется, будет дождь».
И расхохотались.
В дальнейшем это происходило так часто, что мы привыкли и уже не обращали особого внимания на случаи нашего параллельно-синхронно-идентичного говорения, а только молча переглядывались и загадочно улыбались.
* * *
Я валялся на кровати, поместив подушку между своей спиной и стенкой, и смотрел телевизор.
Шел фильм на английском языке, и его заглушал голос русского переводчика:
— Ты задница, и твоя мать задница, и твои дети задницы. За твою задницу я не дам ни цента.
— Ты сам задница. Выстрелы, крики.
Я переключил на другой канал.
Комичная японская речь приглушена. Громкий русский перевод:
— Господин Тосихито Фудзивара убил моего брата. Вы люди господина Тосихито Фудзивары. Готовьтесь к смерти.
— Разрешите, господин Кирамура Сюмамоцу, мы хотя бы сделаем себе харакири.
— Нет, вы даже этого не заслуживаете. Выстрелы, крики.
Я вновь нажал на кнопочку «дистанционки».
Русский текст — без переводчика, но с украинскими субтитрами:
— Товарищ полковник, вызываем спецназ! Трам, трам, трам. у
— Ребята, не посрамим спецназ! Выстрелы, крики.
Тут из ванной комнаты появилась Милена с неизменной после купания полотенечной чалмой на голове, забралась с ногами на кровать возле меня, взяла из моей руки пульт и выключила телевизор.
— Слушай, все равно уже никто не поверит, что между нами... что у нас с тобой ничего не было...
Она сказала это, задумчиво глядя в сторону, с легким вздохом почти искреннего сожаления. Но я слишком хорошо знал Милену, чтобы ей удалось меня провести. Впрочем, она и не особенно пыталась.
— Ну, и что? — строго спросил я.
Моя почти искренняя серьезность ее тоже не обманула. Помыслы, еще не перешедшие в умысел у одной стороны, и умысел, перешедший в размышления — у другой. Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтобы посмотреть, не оглянулся ли я. Все это напоминало игру в шахматы. А скорее — в шашки. В поддавки.
— Просто я... поделилась с тобой своими соображениями! Поделилась! Понимаешь? — Милена явно ерничала, но похоже было, что она на грани истерики. Если только она не играла это — «на грани истерики». Такое я тоже вполне мог предположить.
— Ну, и что? — спросил я.
Некоторое время мы молча изучали радужные оболочки друг друга.
— Ну, и что?.. — спросила она, но уже тихо и другим тоном.
* * *
Первое, что я увидел, проснувшись утром, — открытый глаз Милены, располагавшийся совсем близко, глядевший на меня с соседней подушки. Милена улыбнулась и сказала: