— О паспортах.
Рикки кивнул.
— Я один раз взял у пуэрториканца, когда торчал в Тихуане. Я был дешевый альфонс и хотел уехать. Он на меня похожий, этот парень. И потому я взял его паспорт.
— Ну, понятное дело, ага. Ты что, ему так понравился, что он решил сделать тебе подарок?
— Сделка. У меня был кнопочный нож, нержавеющая сталь, потому что я прячу его под мышкой и не хочу, чтобы он был ржавый. Парень не хотел мне дать паспорт, и я сделал сделку. Понимаете, что я вам говорю, мистер Ньютон?
— У альфонса с ржавым ножом дурацкий вид, да?
— Близко, но не совсем.
— Ты его заколол.
— Ну. И потом я выучил, какое мое новое имя, и сколько мне лет, и где я родился, и все такие вещи из моей новой жизни.
Ньют сказал:
— Тяжелое дело, да?
— И пустое. На границе они меня хватают и говорят, что я убийца. Сказали, я больше похож на Санта-Клауса, чем на того придурка.
— А ты что сказал?
— Говорю, я купил этот паспорт у одного малого на улице, не знаю кто. Вот.
— Они тебя отпустили?
— Ни фига. Отправили обратно. Мексикашки держали в вонючей тюряге шесть месяцев, я потерял дело, все мои надежды и мечты. Этот пуэрториканец не приходит, и им надо меня отпускать. Но сначала они меня избили, по-зверски. И потому я решил, что я должен делать. Эмигрировать в Америку.
— И вот он ты, целый и невредимый. Богатый и здоровый.
— Долго было, но все-таки получилось.
— Можешь гордиться собой. Знаешь что, Рикки?
— Что?
— Эту страну основали люди вроде тебя.
— Парни в бегах?
Ньют покатился со смеху. Он так смеялся, что чуть не расплескал — но все-таки не расплескал — свое шампанское.
— Нет, — сказал он. — Я говорю о дальновидных людях. Мужественных, дерзких людях, которые готовы были отчаянно рисковать, чтобы построить для себя новую, лучшую жизнь.
— Класс.
— Хочешь шампанского?
— Ага, да. — Но Рикки уже забыл о шампанском, поглощенный новым паспортом, крошечной чудесной книжицей, с которой он мог свободно грабить и убивать по всему миру, почти.
Ньют прищурился сквозь бокал на затылок шофера, который удивительно напоминал шар для кеглей чуть меньше обычного размера, покрытый жесткой курчавой черной оболочкой.
Он схватил переговорное устройство и спросил:
— Водила, кто тебя стрижет?
— Жена.
— Ты женат, такой хмырь?
— Три года, почти.
— Дети есть?
— Пока нет.
— Умная женщина, — сказал Ньют и откинулся на сиденье, наслаждаясь жизнью.
Ким Бесинджер оказалась все-таки не Ким Бесинджер, а одной из стюардесс на рейсе в Ванкувер. Ньют нарочно прошелся от салона первого класса в самый хвост, чтобы познакомиться и произвести впечатление. И получил от ворот поворот.