— Как село-то зовется? — поинтересовалась я лениво.
— Большие Кочки, — отозвался Торин.
— За что ж его так? — удивилась я. — Вроде местность не болотистая?
— Да камни стояли крупные, только в стороне, где теперь Малые Кочки, их груды поменьше были, вот и… — Потомок гномов пожал плечами.
— Понятно, — успела я кивнуть до того, как дикий визг прервал наши этимологические изыскания.
Визжали трое: две толстые бабы и одна свинья. Деревенский народ, заслышав вопли, начал подтягиваться на бесплатное представление. Торин притормозил.
— Что за шум, а драки нету? — довольно громко поинтересовалась я.
Визг и вопли готовых выдрать друг у друга волосы баб моментально стихли, головы повернулись ко мне.
— Магева, магева, магева… — прошелестело по толпе.
Сдобные деревенские бабенки, по сравнению с которыми я ощутила себя недокормленным дистрофиком, приблизились к плетню, отделявшему огород от улицы, и неловко поклонились. Свинья, ясное дело, кланяться не стала.
— Говори, — кивком головы я указала на ту, что справа.
— Свинья ее проклятая через забор подрывается и все ко мне норовит забраться, всю капусту попортила, — отчиталась бабенка, красная от досады и праведного гнева.
Н-да, кажется, я тут нежданно-негаданно оказалась авторитетом и судией. Вот так влипла, и чего делать? Я ж не Соломон, да и рубить бедную свинку напополам чего-то совершенно не хочется.
— Ты? — Я указала на обвиняемую.
— Та что ж я, виновна, коль Марынька такая шустрая, уж и запираю ее, а она все подроется, и прысь к Феоклине, — протянула баба.
— У тебя что, капуста, что ль, вкуснее? — хмыкнула я.
— Да не, — заулыбалась Феоклина, словно ей сказали какой-то несусветный комплимент. — Свинки у меня в загончике рядом, из помета одного с Марынькой, вот она «на хрюк» и роет, другие-то от Катарины ко мне не лезут. Только эта шкода…
Обвиняемая Марынька согласно подвизгнула, дернула хвостиком, лихо закрученным в кольцо.
— И часто залезает?
— А почитай каждый день, — безнадежно вздохнула Катарина, махнув рукой.
Народ, уже давно, видать, следивший за свиной историей и превративший ее в бесконечный анекдот, блуждающий по селу, захихикал.
— Стало быть, из-за одной свиньи, прорывающейся к родне, вы, две подруги, вконец рассориться собрались? — Я покачала головой. — Или решили, коль свинья так по-человечески себя ведет, сами по-свински поступать будете? — добавила задумчиво.
Бабы покраснели, виновато посмотрели друг на друга, а потом и на свинью раздора. Упрямая свинка вздернула к небу пятачок.
— Да разберитесь вы с ней, бабоньки, — попросила я, — ну хоть кормите ее сообща, патриотку, или вовсе к родне переселите, потом мясо поровну поделите, а если на опорос оставили, так свинок. Неужто договориться не сможете?